Гарет Паттерсон - Там где бродили львы (с иллюстрациями)

Осмотревшись, я тихонько позвал ее по имени и услышал с правой стороны, как она мне тихонько отвечает. Рафики была там, на дне ямы, под защитой колючего кустарника. Я спустился к ней, сел рядом и застыл в восхищении: она показала мне изящно сложенного, очаровательного львенка.

Я не задержался у нее долго и, исполненный волнения и гордости, вернулся к Джулии и все рассказал. Мы оба не смогли сдержать слез – как долго мы ждали этого момента, момента одной радости на двоих! Позже я вернулся к Рафики и, тихо усевшись наблюдать, увидел еще двоих детенышей, глаза которых были плотно, закрыты. Рафики, сидевшая с ними рядом, была само совершенство.

Вот отрывок из моего дневника – строки, записанные в этот особый для меня день, когда я был на верху блаженства: «Кому еще достанется привилегия сидеть на берегу реки и без страха, но с гордостью наблюдать за львицей и ее детенышами. И какое невероятное чувство охватывает меня, когда Рафики, оставив своих детенышей, бежит приветствовать меня. В этом – какое-то волшебное переплетение наших жизней».

Когда на следующий день я пошел навестить Рафики, то увидел, что на самом деле детенышей было четверо, но один был неживой. Я наблюдал за тем, как Рафики постоянно лизала его крапчатую спинку и маленькое белое брюшко. Должно быть, этим она думала воскресить его.

Я помню, как пятью месяцами ранее, родив неживого детеныша, она съела его. Впрочем, сначала она повела меня и Батиана к тому месту, где он родился. Вспомнив об этом, я ожидал, что Рафики сегодня же съест и этого, но ошибся. Вечером, когда я покинул ее, она по-прежнему лизала ему тельце. Я принялся думать, что запах привлечет к месту, где у нее лежали детеныши, других хищников, и в первую очередь леопарда. Если леопард учует оставленных без внимания детенышей, то он их всех слопает. Назавтра, едва забрезжило утро, я поспешил к Рафики и ее детенышам. Когда я приблизился к руслу и уже хотел спускаться, я услышал справа над собой странный звук. С соседнего дерева спрыгнул небольшой леопард. Едва коснувшись земли, он прыгнул через высохшее русло и исчез, словно вспышка молнии.

Я испугался, не случилось ли самого худшего: близость леопарда к месту рождения львят предвещала беду. Я пошел быстрым шагом к устроенному Рафики материнскому гнездышку, опасаясь больше не увидеть там детенышей. Но какова была моя радость, когда я увидел там Рафики и неуклюже цеплявшееся за нее потомство. Я уселся рядом и увидел, что мертвого детеныша она по-прежнему держит в лапах. Потом она встала, потянулась всем своим затекшим телом и вышла мне навстречу. Вернувшись, она опять стала лизать мертвого детеныша.

Час спустя она все-таки принялась его пожирать. Зрелище было хоть и печальным, но вполне естественным. Детеныш был частью Рафики – он возрос внутри нее, и, съев его, она возвратила затраченные на него соки. Кроме того, она предотвратила появление хищников, которых мог бы привлечь запах тлена.

Хотя от мертвого львенка не осталось и следа, я по-прежнему боялся возвращения увиденного мной леопарда. Было ли случайным его появление, или же он нашел материнское гнездышко Рафики по запаху мертвого львенка? Что, если он вернется и будет терпеливо ждать, пока Рафики отлучится на охоту, чтобы полакомиться беззащитными существами?! К счастью, опасный зверь больше не возвращался, а львята подрастали не по дням, а по часам.

В это время Батиан после операции поправлялся и становился сильнее. Впрочем, раны на задней части шеи по-прежнему гноились, и каждый день я их дезинфицировал. Но никто так не способствовал их заживлению, как сам Батиан. Он часами лежал на спине белым пузом кверху, комично раскинув задние лапы по обе стороны. Я чувствовал, что он знает, что эта поза благотворно подействует на исцеление его шеи, так как гнойная жидкость сама будет вытекать. Хотя аппетит у Батиана существенно улучшился, я по-прежнему давал ему ежедневно болтушку из девяти яиц, и он вылизывал ее из миски, которую я держал под его белым подбородком.

Однажды вечером, после того, как я выдал Батиану порцию этого целительного лакомства, в лагере появилась Фьюрейя – она еще не разродилась и была по-прежнему на сносях. Она с энтузиазмом приветствовала меня, но на Батиана взглянула по-иному. К счастью, ему удалось разогнуться из неподвижного, скрюченного положения и приковылять к любимой сестре. Но как только он шагнул вперед, она припала к земле, шипя и обнажив свои могучие клыки. Ясное дело, причиной такой реакции Фьюрейи была изменившаяся внешность Батиана и невозможность прежнего поведения. Но Батиан двигался ей навстречу. Фьюрейя зашипела сильнее. Я отошел назад, и она тоже ретировалась и прижалась ко мне. Это был напряженный момент. Я попытался было успокоить Фьюрейю, чтобы она, чего доброго, не бросилась на своего и так покалеченного братца, но как раз в этот момент я услышал шум подъезжавшей к лагерю машины. «Кого там черт принес?» – пробурчал я про себя.

Из– за особого характера нашей работы со львами к нам в лагерь редко кто приезжал, не уведомив об этом предварительно, да так оно и было нужно. Тем более, когда ситуация в лагере и вокруг него была особенно напряженная: Рафики только что родила, Фьюрейя была на сносях, а Батиан только-только выкарабкивался из тяжелейшего состояния. Короче, время для визитов было самое неподходящее, разве какое срочное дело привело к нам гостей.

Фьюрейя по-прежнему шипела у моих ног, а я попросил Джулию, наблюдавшую из-за ограды лагеря, – кто бы ни приехал, разъяснить ситуацию и потребовать удалиться. Что касается меня, то я буду рад назначить гостям встречу на берегу реки Питсани, как только ситуация со львами это позволит.

Джулия направилась к воротам, встретила машину и передала мое сообщение. Я ждал, что машина отъедет, но вместо этого голоса ее пассажиров зазвучали еще громче. К тому же я опасался, как бы между Батианом и Фьюрейей не разразился скандал, и это едва не вывело меня из себя. Тут вернулась Джулия – я чувствовал, что увижу ее взволнованной, да так оно и оказалось.

– Это мистер Ю (член Комитета землевладельцев Тули) и его друзья. – сказала она. – Я разъяснила ему ситуацию, а он настаивает: «Сообщи Гарету что приехал мистер Ю и хочет поглядеть на Батиана».

Я был вне себя от ярости. Уже сколько времени, как было оговорено, что процесс работы со львами предусматривает сведение к минимуму контактов между ними и людьми, кроме нас с Джулией. Между тем Батиан продолжал продвигаться вперед, шипение позади меня усиливалось, и я попросил Джулию объяснить господину Ю, что ввиду сложившейся ситуации допустить его с друзьями в лагерь нет никакой возможности, и повторить, что, как только позволят обстоятельства, я буду рад встретиться с ним на берегу реки Питсани. Наконец машина уехала прочь, Джулия вернулась ко мне. Вид у нее был хмурый.