Ганс Шомбургк - Дикая Африка

Мы перебрались через Кафуэ. Лесов стало больше, и, возможно, связанное с этим изменение климата вызвало у меня рецидив лихорадки. Первый приступ всегда самый тяжелый. Ночью я лежал, дрожа от озноба и обливаясь потом, ждал скорой смерти, проклинал Африку и давал себе слово уехать в Европу, если останусь жив. Однако наутро стало легче, и я двинулся вместе со всем караваном, хотя и чувствовал себя еще очень слабым.

В этом районе, не столь выжженном солнцем, как саванна, собралось множество травоядных. Как-то раз в пятидесяти метрах от нас пересекло дорогу стадо канн – их было, думаю, не меньше двухсот голов. Я стоял со вскинутым ружьем, но в клубах пыли было невозможно разглядеть самцов, да и вообще отдельных животных – только сплошной поток длинных острых рогов, мчащийся через дорогу над пылевым занавесом. Приблизившись к лесу, антилопы маневрировали меж деревьями и перепрыгивали упавшие стволы с таким изяществом и грацией, двигались так легко, что это казалось невероятным, учитывая их размеры и вес. Попробуйте представить себе корову, несущуюся по лугу легкими скачками, метров по пять длиной!

Возле реки Лунга мы с капитаном Стеннетом разделились. Взяв часть аскари, он направился в Каземпу форсированным маршем, поручив мне довести остальной караван.

Здесь я впервые добыл пуку – огненно-рыжую антилопу, похожую на болотного козла, но немного больше. Они живут небольшими стадами по обоим берегам Лунги. Пуку – местное название животного (Cobus Vardoni), и его также придерживаются англичане. В германских областях Африки эта антилопа мне не встречалась.

Мне хотелось поохотиться на бегемотов, но единственный из них, обитавший вблизи брода через Лунгу, уже приобрел, по-видимому, опыт общения с людьми: он лежал в воде, выставив на поверхность одни лишь ноздри. Я не стал стрелять, так как вытащить добычу на берег было бы невозможно.

Сделав еще один переход, мы пришли к селению вождя Калассы, который нанес мне визит. Дело было в том, что недавно он получил послание от короля Леваники с приказанием явиться на совет вождей в Лиалуи. По каким-то своим соображениям Каласса страстно желал уклониться от участия в этом торжественном мероприятии. Я предложил свою помощь и обещал вручить королевским гонцам письмо, где говорилось, что лишь жестокая боль в ногах и многочисленные раны мешают Калассе прибыть на совет. Старый вождь был в восторге, клялся мне в вечной дружбе и не мог найти слов для выражения своей признательности; как он выразил ее впоследствии, я расскажу в другой главе.

Засушливый сезон подходил к концу, и по саванне то и дело прокатывались волны огня. Это – искусственные пожары. Каждый год в это время местные жители поджигают сухую траву, освобождая место для свежей, которая взойдет после дождей. Удобренная золой земля очень плодородна, и когда вода оживит ее, саванна зазеленеет в течение двух-трех дней. Кроме того, огонь уничтожает массу вредных насекомых, скрывающихся в высохшей траве. Мне кажется, что европейские переселенцы преувеличивают опасность этих пожаров. Фронт огня тонок, не больше полуметра, и движется очень быстро, так что не успевает принести вреда постройкам – даже таким, как негритянские хижины – если они попадаются на пути.

Второго декабря мы раскинули лагерь у реки Канонга. Уже два дня по дороге встречались старые слоновьи следы. Собственно говоря, я и не заметил бы их, если бы не аскари, разъяснившие мне, что это такое. Удивительно, что нога столь огромного животного, как слон, оставляет такие незаметные отпечатки.

Небо стало заволакивать тучами, и едва я вернулся с вечерней охоты, как хлынул первый дождь. Я сидел в палатке и чистил ружье, когда вдруг снаружи послышался голос, несомненно принадлежавший европейцу. Через минуту полог откинулся, и я вытаращил глаза: в палатку вошел Маколей, мой приятель и сослуживец по "туземной полиции баротсе". Оказалось, что он перешел на гражданскую службу и теперь направлялся в Каземпу уже в должности окружного комиссара. Поразительно было то, что путешествие из Каломо в Каземпу он предпринял в одиночку, на велосипеде. Перемена погоды застала его врасплох, и думаю, что никто и никогда не испытывал большей радости, увидев костры моего лагеря, чем промокший и продрогший Маколей – он уже собирался заночевать в лесу под открытым небом, когда заметил вдали отблеск огня. Подкрепив гостя горячим ужином и доброй порцией виски, я уложил его спать; наутро он покатил дальше и достиг Каземпы в тот же день. Пятого декабря добрались туда и мы. Мне было немного грустно расставаться с привольной охотничьей жизнью, но вместе с тем хотелось войти в круг моих новых обязанностей.

Возле Каземпы находится большое селение, которым правит носящий это же имя вождь. Раньше он жил в хорошо укрепленном поселке, расположенном на неприступной скале. Сидя в своей крепости, вождь Каземпа без труда отражал набеги баротсе, пытавшихся покорить вакагонде. Правда, впоследствии он все же счел более удобным признать власть Леваники и даже платил ему дань – чисто символическую и очень нерегулярно. Каземпа оставался абсолютным владыкой в своем "орлином гнезде", и пока полицейский отряд не заставил его переселиться в долину, ближе к форту, он карал и миловал, кого хотел. Осужденных, вызвавших гнев вождя, сбрасывали со скалы, с высоты полутора сотен метров; как мне говорили, среди прочих жертв так были казнены два португальских миссионера.

Мистер Маколей привез приказ, в котором мне предписывалось сопровождать экспедицию, отправлявшуюся к истокам Кабомпо. Целью экспедиции было установление водораздела между бассейнами рек Конго и Замбези – в той области, где он явился бы естественной границей между между Северо-Западной Родезией и государством Конго; где-то в тех краях находились истоки Кабомпо. Кроме того, нам поручалось проверить полученные ранее сведения о проникновении работорговцев на английскую территорию из португальских областей и Конго. Предстояло провести картографическую съемку пройденного пути и выбрать наиболее удобное место для пограничной станции.

Все мои повседневные служебные обязанности сразу же отошли на второй план, и я всецело погрузился в хлопоты, связанные с подготовкой и снаряжением экспедиции. В этом мне помогали и африканцы: Леваника отрядил нам в помощь двух своих индун – они должны были служить советниками, переводчиками и парламентерами при контактах с пограничными племенами.

В качестве носильщиков были наняты около ста человек из племени вакагонде. Два десятка охотников-аскари под моим командованием обеспечивали безопасность; на нас также лежала обязанность снабжения всех участников экспедиции свежим мясом.