Джулия Кэмерон - Долгие прогулки. Практический подход к творчеству

Для моего роста как преподавателя и художника характерны периоды нестабильности результата и снижения уверенности в себе. Мы пишем «плохо» потому, что больше не пишем так, как раньше, и не пишем так, как будем писать потом. В нашей культуре не очень хорошо понимают специфику творческого процесса, нередко разворачивающегося на глазах аудитории. У особенно публичных художников вроде кинорежиссеров и писателей практически не остается пространства для маневра во время периодов творческого спада. Концертные исполнители говорят о той же дилемме: их стиль меняется непредсказуемо и скачкообразно, двигаясь не прямо от прекрасного к прекрасному, а от прекрасного через что-то иное к более прекрасному. И мало кто из критиков ценит эту стадию «чего-то иного».

Вы целитесь в то, что хотите, и если не попадаете, то не получаете этого; но если не целитесь, не получаете вообще ничего.

Творчество складывается из таланта и характера. Страдания укрепляют и наш характер, и наше творчество. И рождают сочувствие к страданиям других. Чувства и творчество становятся глубже. Страдания многому учат, и, как часто бывает при обучении, от них трудно оправиться без посторонней помощи. Эта помощь – как от людей, так и свыше – приходит в виде совпадений, своевременного звонка, внезапного порыва свернуть с проторенной дороги, и представляет собой руководство и поддержку: на них мы можем положиться, но действовать на их основе просто обязаны . Потому что не столько обретаем спасение, сколько устанавливаем связь.

Я познакомилась с заслуженным кинорежиссером Джоном Ньюлэндом, когда мы оба были жителями небольшого городка в горах. Официально Джон завершил долгую яркую карьеру и вышел на пенсию – которая длилась примерно четыре минуты, после чего он начал ставить школьные спектакли, возглавил муниципальный театр, стал вести семинары актерского мастерства в колледже – то есть заниматься всем, в чем могли пригодиться его навыки и опыт, пусть и не в полную силу. Я же находилась в состоянии, которое лучше всего описывается эпитетом «потрепанное». Получив несколько творческих тычков (особенно огорчала ситуация с музыкой), не торопилась вернуться в седло. В конце концов, неприятности достаточно больно ранят: может, я уже немного стара для них?

Тогда-то, испытывая, мягко говоря, жалость по отношению к себе, я и встретилась с Ньюлэндом. Пришла на вечер монологов в исполнении школьников, который он ставил, потому что моя дочь принимала в нем участие. Сидела на расшатанном кресле в крошечном зале и наблюдала, как ученик за учеником выходят на сцену и их выступления складываются в жесткую и острую картину, слишком дерзкую для нашего маленького городка, да и вообще слишком дерзкую. А я-то всегда считала муниципальные театры ручными созданиями…

Искусство – основной доступный нам способ преломить хлеб с умершими.

Кто, черт побери, это сделал? Я была поражена. Таинственный постановщик проделал великолепную работу. В конце вечера мне показали высокого красивого мужчину с лицом, похожим на опустевший собор, и снежной шапкой волос, венчавшей его альпийскую высоту.

«Джон Ньюлэнд, – представился он, пожимая мою руку. – У вас талантливая дочь. Я слышал, вы и сами талантливы, так что давайте пообедаем и поболтаем».

Мы встретились с Ньюлэндом за обедом, и я обнаружила, что главным блюдом в меню был его оптимизм. Я беспокоюсь о возрасте? «Вы еще ребенок. Я на 40 лет старше и все еще работаю». Унываю? «Дайте мне почитать ваше либретто. Ручаюсь, мюзикл отличный. Мы его поставим». Переживаю по поводу карьеры? «У вас есть еще 40 лет, так что встряхнитесь, и давайте что-нибудь сделаем».

И мы сделали. В день премьерного показа моего мюзикла «Авалон» в нашем маленьком зале за 5000 километров от Нью-Йорка оказалась женщина, которой суждено было стать моим соавтором. Оказалось, что она «случайно» играла в том же зале камерную музыку. Она была классическим музыкантом, альтисткой, и на нашу с Ньюлэндом премьеру «Авалона» пришла в компании нескольких коллег.

Какой талантливый композитор , думала она, а я в это время в полном смятении притулилась на боковом ряду, гадая, смогу ли пережить первое исполнение своей музыки на публике. В тот вечер мы познакомились, а потом я «случайно» оказалась ее соседкой, переехав в Нью-Йорк четыре месяца спустя. Еще через несколько месяцев началось наше успешное сотрудничество – причем, как мне кажется, не потому, что я как-то особенно умно спланировала свою карьеру, а потому, что была готова вернуться в седло и знала об этом, когда вначале Джон Ньюлэнд, а потом и она спасли меня. После многих лет преподавания могу сказать, что такая своевременная помощь – в порядке вещей. Когда художник посылает небесам отчаянную молитву, Великий Творец обычно внемлет.

Если художник чувствует одиночество в толпе, должен обратиться за помощью к Великому Творцу. Следует капитулировать перед ощущением изоляции и отчаяния и открыться высшим силам, чья поддержка нам часто кажется неожиданным приливом бодрости и энтузиазма. Позвольте быть откровенной: проблемы бывают у всех художников независимо от их успешности, у кого-то публичные, у кого-то нет. Так или иначе, их тоже порой выбивает из седла – или неприятные коллеги, или плохие рецензии.

Еще один духовный закон заключается в том, что никакие потери не бывают напрасными. Поэтому горькая обида, нанесенная коллегой, который сказал «спасибо», а потом решил «столкнуть нас с лестницы» (например, не упомянул на пресс-конференции наш вклад или присвоил наши идеи на собрании труппы), в каком-то смысле благо для нас. Да, эти падения болезненные – в такие моменты чувствуешь себя преданным, лишенным иллюзий. Но чаще всего удается приземлиться в заботливо подстеленную кем-то соломку. Кто-то мистическим образом смягчает удар. Творческие ангелы-хранители? Иногда мы чувствуем их как бы изнутри, как вспышку вдохновения, в минуты, когда спрашиваем «что дальше?», а не «почему я?».

Поскольку креативное начало относится к области духовного, обиды, оказывающие негативное влияние на творчество, – настоящие духовные раны. Знаю по опыту: на отчаянную мольбу художника Великий Творец отвечает всегда. Даже если мы оплакиваем судьбу и опускаем руки: «Я больше не могу», – мы в состоянии идти дальше и идем, получив духовную поддержку. Вначале возвращается способность ясно мыслить, потом – действовать. Творчество – это духовная практика, и как все духовные практики, оно содержит инструменты для возрождения.

Нам нужны коллеги, обладающие и талантом, и характером. Чтобы их отыскать, мы сами должны проявлять свой талант и характер как можно ярче. Очень часто те, кто впоследствии предает нас и наши ценности, сразу вызывают смутное чувство беспокойства, от которого мы отмахиваемся как от паранойи. Возможно, в будущем нам будет даровано считать свои предчувствия духовными телеграммами, а не неврозом.