Олег Колосовский - Литература. XXI век. К вопросу о стандарте среднего общего образования по литературе

Во-вторых, Левша, подковавший «блоху», только сперва производит впечатление. Но только сперва. «Продвинутый» старшеклассник чувствует слабость замысла. Суметь подковать «блоху», а не сотворить нечто равноценное наново, есть совершенно разные вещи. Это признак своего рода артистизма мастерового человека, но не способности к творчеству. Творчество первично, а мастерство вторично. Это знает любой ученый, инженер, музыкант, писатель и много кто еще. Можно было бы и не придираться, но Левша стал чуть ли не символом русского таланта. И это досадно.

Оставляем в программе «Однодума» и, несмотря на неудачное название, «Пламенную патриотку».

По моим наблюдениям за внуками и их сверстниками, изучение романа для них есть неприятная обязанность. Скучно. У них в памяти остается только образ лентяя, «разлагающегося» на диване. Возникло молодежное словечко «облом», синоним – «не хочу я это делать». Вот и весь результат. Обломов стал именем нарицательным. Повторю мнение молодого эмигранта: «Я сейчас живу в стране робинзонов, а не обломовых и ног под собой не чувствую, нахожусь в полете».

Проблема Обломова состояла в неспособности хотя бы искать достойное место в жизни. Этот персонаж был лишен потребности в созидательной деятельности и обречен на деградацию, в том числе интеллектуальную. Но этой логики, к сожалению, нет в романе. Литературная аналитика Гончарова была уместна 150 лет назад и относилась к малой части столичного дворянства. Мне кажется, что проблема «обломовщины» в настоящее время не актуальна – дворян-то в Москве давно нет. А если говорить серьезно, то на своем веку я видел и коротко знаком с массой людей, но не встречал ни разу таких типов, именно что «обломовых». Гончаровские «обломовы» остались незначительным эпизодом российской и тем более не европейской истории. Сейчас детям нужны книги, которые «прославляют и скорбят, строят мечты, достойные стать былью». Архаику оставим любителям глубокомысленно рассуждать об особенностях русской души.

Предлагается исключить роман из программы.

Время Некрасова – особый период русской поэзии. Он начался с полемики о назначении искусства и вылился в борьбу двух направлений – «некрасовской школы» и поэзии чистого искусства. Некрасов был первым поэтом, стихотворения которого были народны и по форме, и по содержанию. «Наиболее органично усвоивший поэтику фольклора, Некрасов впитал народно-поэтическую лексику, синтаксис, образность, но из особенностей народного стиха воспринял лишь дактилические рифмы и сделал их достоянием стиха литературного» [37].

Нам русский язык Некрасова привычен. А разве могло быть иначе? Могло. Трудно себе представить, насколько далеко зашло «офранцуживание» среди дворян. Приведу пример. На 100-летнем юбилее Пушкина, т. е. в 1899 г., поэты читали стихи и один из них – на французском языке!

Особенности некрасовского стиха Н. Гумилев сформулировал, отвечая на анкету о Некрасове, так:

1.Любите ли вы стихи Некрасова? – Да, очень .

2.Какие стихотворения считаете лучшими? – Эпически-монументального типа: «Дядя Влас», «Адмирал-вдовец», «Княгиня Трубецкая».

3.Как вы относитесь к стихотворной технике Некрасова? – Замечательно глубокое дыхание, власть над выбранным образом, замечательная фонетика, продолжающая Державина через голову Пушкина.

Вот именно, что глубокое дыхание и родство с Державиным. Спасибо Гумилеву. Я, рядовой читатель, только смутно догадывался об этом. Как полезно было бы суждение Гумилева дать в учебнике.

Что можно взять в XXI в. от Некрасова? Много: образы природы, крестьянских детей, русской женщины, мужика и, конечно, образ России. Если Гоголь хотел видеть ее будущее, отталкиваясь от «противного», от «мертвых душ», то Некрасов знал возможности народа и мыслил пути к будущему через просвещение и труд. Очень даже актуально для России начала XXI в.

Скажите мне, кто из писателей дал образ народа (мужика) так полно, как, например, Толстой – князя Болконского. Кроме Некрасова – никто. Действительно, посмотрим вглубь времен, начиная от нашего времени: Белов, Абрамов, Распутин, Солженицын, Шолохов – только отчасти. Далее идут пасквилянты – Чехов, Бунин, еще далее – высится один Некрасов.

В учебниках комментируют Поэму под заголовками типа «Анализ того-то и того-то», похожий на инвентаризацию поэтического имущества. Анализировать Поэму – все равно что анализировать Библию. Результатом, скорее, будет неверие, даже «атеизм». Ученик скучает. Этот метод означает ограниченность литературоведа, который считает камни, из которых построен храм, но не видит креста наверху. Поэтому здесь надежда только на Учителя. Будь я на его месте (да простит меня за непрошеный совет учитель, труд которого тяжел, как труд крестьянина), я держал бы в уме, что у Некрасова было обострено чувство сострадания к народу, основанное на осознании вины дворянина перед ним. Поэтому он преувеличивал страдания народа, хотя и понимал: «Жалеть – жалей умеючи, На мерочку господскую крестьянина не мерь!».

Продолжаю о главном.О пореформенной России ученики должны знать из истории. Ценность поэмы состоит не в том, чтобы представить себе, как плохо жилось в России, а в образах крестьян. Поэтому надо преподать поэму, как сказку, но в том смысле, что, как и в сказке, важно не что происходит, но более сам герой (герои). Возьмем хотя бы чудаков-правдоискателей, которые заспорили настолько азартно, что бросили свои дома и дела и пошли выяснять, кто из них прав. Это прямо-таки лесковский сюжет. Вот это и есть Россия, и только Россия! Образ правдоискателей – камертон. По нему можно настроиться, чтобы выбрать из гигантской эпопеи несколько главных образов. Только так можно объять необъятное.