Сборник статей - Научные труды ХГФ МПГУ. Тезисы докладов

Начало нового этапа осмысления значения произведений искусства как исторического источника следует связать с именем Д. С. Лихачева, с его работами об этикетности средневекового творчества. Впервые такая постановка вопроса была четко сформулирована в 1966 г. во вступительной статье к сборнику, посвященному сравнительному изучению литературы и искусства. Роль средневекового художника (в данном случае миниатюриста) ученый видит в том, чтобы восполнить «недостаток наглядности древней литературы», который объясняется ее «художественным методом». Рассматривая под этим углом зрения творчество иллюстратора, автор стремится «понять древнерусского читателя, степень его осведомленности, характер понимания, точность проникновения в текст, тип исторического восприятия [выделено мною – В. Ч. ] и многое другое». Фактором, определяющим общность развития литературы, живописи и скульптуры, ученый называет их подчиненность «своеобразному этикету: этикету в выборе тем, сюжетов, средств изображения, в построении образов и в характеристиках». Такой подход к оценке литературы и искусства, по утверждению Д. С. Лихачева, «может не только помочь в интерпретации отдельных памятников и отдельных явлений, но и …истории культуры в целом» [8] Лихачев Д. С. Сравнительное изучение литературы и искусства Древней Руси // ТОДРЛ. М.;Л., 1966. Т. 22. С. 3–10. .

Вопрос об этикетном характере художественного творчества, поставленный выдающимся историком литературы и культуры, получил дальнейшее развитие в его собственных трудах и работах его последователей [9] См.: Черный В. Д. Русская средневековая книжная миниатюра. С. 446–461, 473–474. , но так и не был принят во внимание в обобщающих источниковедческих исследованиях как фактор, определяющий классификацию и истолкование произведений искусства.

Вопрос о специфике произведений искусства как исторического источника, поставленный Н. Н. Ворониным (по архитектуре) и Д. С. Лихачевым (по изобразительному искусству), неоднократно обсуждался в научной литературе в последующее время.

При всем внимании к этой теме отдельных специалистов, следует признать, что данная группа памятников находится на периферии источниковедения. Более того, они обычно не рассматриваются в качестве особого типа источников, а включаются в состав вещественных или иных источников. Такое типичное для источниковедения второй половины XX в. отношение к произведениям искусства проявилось и в обобщающей монографии Л. Н. Пушкарева, посвященной классификации русских письменных источников (1975). Так, в состав вещественных памятников он включает «обнаруженные при раскопках фрески с историческими сюжетами, надгробные плиты, греческие вазы с изображением различных сцен из греческой мифологии и многое др.». Признавая образное отображение в них действительности, ученый, тем не менее, отказывает им в праве быть рассмотренными в рамках особой группы. Показательна в этом плане и оценка Л. Н. Пушкаревым книжных миниатюр, которые, якобы, занимают в рукописях «подчиненное» положение: «они могут там присутствовать, но их может и не быть». На этом основании подобные изображения, построенные по своим правилам, причисляются к письменным источникам [10] См.: Пушкарев Л. Н. Классификация русских письменных источников по отечественной истории. М.,1975. С. 98, 114, 192–193 и др. . Между тем письменность и изображение по своим информационным возможностям качественно различаются – они по-разному хранят и кодируют данные.

Особый характер произведений искусства как исторического источника последовательно подчеркивается в работах философов. Прежде чем дать свое определение этому явлению, Е. С. Ляхович и Л. Б. Подгорных в своей статье (1975) определяют основные аспекты исторического познания. «Основным, но не исчерпывающим» они называют научное исследование, которое «неразрывно связано с философско-аксиологическим и художественно-эстетическим моментами». Отмечая «огромный познавательный потенциал» искусства, авторы подчеркивают, что этим не исчерпываются его возможности и характеристики. Обращение к нему требует «особого подхода: более тонкой научной критики и выработки таких принципов анализа, которые помогут вскрыть и понять эстетический, художественно-критический, социально-психологический и другие слои художественной информации» [11] Ляхович Е. С., Подгорных Л. Б. К вопросу об искусстве как историческом источнике // Вопросы методологии науки. Вып. 5. Томск, 1975. С. 160–175. .

Аспект, связанный с гносеологической функцией произведений искусства, рассмотрели В. А. Ельчанинов и Н. И. Миронец (1982). В заметке было обращено внимание на то обстоятельство, что содержание этого источника построено на диалектическом взаимодействии объективного и субъективного, что требует соответствующей дешифровки, предполагающей «многозначное толкование, домысел». Главной специфической чертой, отличающей произведения искусства (сюда на правах одного из видов включается и художественная литература), по мнению авторов, является художественный образ. При этом методы их анализа «настолько мало разработаны» в рамках отдельных отраслей знаний, а поэтому малоэффективны, что «является одной из причин скептического отношения некоторых историков к этим источникам» [12] Ельчанинов В. А., Миронец Н. И. Гносеологическая функция произведений искусства как исторического источника // Проблемы философии: Методологическая функция марксистско-ленинской философии. Вып. 57. Киев, 1982. С. 85–91. . К сказанному можно добавить, что даже те, кто признает их значение, до сих пор еще не обладает эффективным механизмом их познания. По прежнему в отношении источниковедов к произведениям искусства господствует «археологический» подход, выработанный еще в XIX в. и основанный на прямом восприятии реалий, запечатленных в художественном произведении.

Как правило, ни один специалист не отрицает специфики такого источника как художественные произведения. Однако, ориентируясь на их внешнюю форму, исследователи в обобщающих и конкретных исторических работах отводят им подчиненное положение по отношению к другим источникам. Отсюда и проистекает ошибочное утверждение, что анализ вещественных источников «по сути не отличается от анализа формы произведений искусства вообще» [13] См.: Пушкарев Л. Н. Классификация русских письменных источников по отечественной истории. С. 114. . Очевидно, ключ к адекватной оценке последних лежит в критике внутренней формы этих источников.

Произведение искусства как объект изучения источниковеда – сложная информационная система, содержание которой определяется целым рядом факторов. Пожалуй, главное, что отличает ее от других типов источников, это способ передачи информации, аккумулирующий как характерный набор стандартных приемов из арсенала визуальной культуры определенной эпохи, так и художественные изобразительные средства. В свою очередь, способ передачи информации подчинялся этикету , т. е. установленному в обществе порядку, что убедительно обосновал Д. С. Лихачев. Его требования в художественном произведении воплощаются посредством своего изобразительного этикета . В результате, в искусстве, особенно древних периодов, зрительный образ должен восприниматься не как прямое отражение, а, скорее, как обозначение действительности [14] См.: Черный В. Д. Этикет и действительность в древнерусской миниатюре // Русская художественная культура XV–XVI веков. Тезисы докладов Всесоюзной научной конференции (14–16 мая 1990 г.). М., 1990. С. 18–21; Его же. О своеобразии подхода к средневековой книжной миниатюре как к историческому источнику // Ленинские чтения. По итогам научно-исследовательской работы за 1990 год. Тезисы докладов. М.,1991. С. 113. . Так, в произведении каждый компонент обретает свой четко зафиксированный статус. Это прежде всего проявляется в изначально установленной иерархии («чине») изобразительного пространства [15] Черный В. Д. Изобразительное пространство древнерусской иконы // Семиозис и культура. Сборник научных статей. [Вып. 1]. Сыктывкар, 2005. С. 215–219. и в соответствующем ей порядке расположения сцен, объектов и персонажей [16] Черный В. Д. Образы времени в изобразительном искусстве средневековой Руси (природа, типология и выразительные возможности) // Семиозис и культура. Сборник научных статей. Вып. 2. Сыктывкар, 2006. С. 281–287. . Это устойчивые модели обозначения времени, т. е. последовательности и направленности изображаемых действий [17] См.: Черный В. Д. Зримые образы слова (истоки, функции и выразительные возможности древнерусских изображений) // Герменевтика древнерусской литературы. Вып. 11. М.,2004. С. 173–201. . Это статусные характеристики персонажей, выражающиеся прежде всего в костюме (причем, каком-то одном), как правило, закрепленном за каждым представителем («чином») социальной группы действующих лиц (здесь особое значение имеет вид головного убора или факт его отсутствия, длина одежды, наличие и размеры бороды, вид аксессуаров и др.).