Гэри Томас - Образование. Очень краткое введение

Мои взгляды на образование преломляются сквозь призму моих собственных школьных бед. Когда я завалил переходный экзамен из начальной школы в среднюю, мои мудрые родители перевели меня в дешевую (во всех смыслах этого слова) частную школу, эдакую Академию Дотбойс-Холл [1] В романе Ч. Диккенса «Николас Никльби» – частная школа с палочной дисциплиной. – Здесь и далее примеч. пер. наших дней.

И здесь в течение всего одного урока я получил 23 удара тростью (дело было в 1966 г.) от учителя английского по прозвищу Шизик. Его трость прозывалась мистером Уиппи [2] Mr Whippy (мистер Сбитень) – игра слов: to whip – сечь, пороть; whipped cream – взбитые сливки. , в честь очень распространенной в то время марки мороженого. Как любил приговаривать Шизик, знакомя очередного ученика с мистером Уиппи, «кому мороженое, а кому и по роже» [3] Makes you scream, not ice cream – игра слов. Букв.: «заставляет тебя кричать, а не [делает] мороженое». Вариант перевода – «взобьет тебя, а не сливки». . Судя по всему, это казалось ему очень смешной шуткой. Когда эта школа, по счастью, обанкротилась, меня отправили в местную общеобразовательную среднюю школу [4] Secondary modern school – тип средней школы, просуществовавший в Британии с 1944 г. до начала 70-х годов. Сюда по результатам переходного экзамена из начальной школы в среднюю (так называемый Eleven plus exam, поскольку дети сдают его в возрасте 11–12 лет) зачисляли тех, кто считался неспособным к техническому или гуманитарному образованию. , а когда я сдал достаточное количество всяческих экзаменов, меня допустили сначала в классическую среднюю школу [5] Grammar school – грамматическая школа, в Британии классическая гимназия, дающая право на поступление в университет. , а затем в университет.

После университета я работал учителем начальной школы, школьным психологом и преподавателем в пяти университетах. За время моей профессиональной карьеры я побывал в 200 или 300 школах, работал в пяти органах местного управления и был членом родительского комитета в государственной единой средней школе, где учились мои собственные дети. Я периодически оказывал услуги таксиста своим двум дочерям, когда они учились каждая в своем университете. Я могу с полным правом заявить, что знаю учебные заведения, как поется в песне Джони Митчелл, «изнутри и снаружи», и поэтому в книге нашлось место и моим собственным взглядам на образование.

Я хочу поблагодарить обеих моих дочерей за помощь в работе над книгой – Кейт помогала мне с иллюстрациями, а Эмили, которая работает учительницей в средней школе, сделала множество очень полезных замечаний по черновому варианту книги. Я бесконечно благодарен безымянным британским и американским читателям за бесценные комментарии, огромную поддержку и за то, что они всячески поощряли меня открыто высказывать мое собственное мнение. Благодарю также моих коллег по педагогическому факультету Бирмингемского университета за их советы и идеи. Все ошибки в фактах и суждениях целиком и полностью остаются на моей совести.

По разным оценкам homo sapiens расселился по нашей планете от 30 до 200 тысяч лет назад, никто не знает, когда в точности. Но зато мы точно знаем, что мозг у этого нашего предка был таким же, как у нас. Физически мы тоже не изменились: лишних нейронов не прибавилось, и связи между ними не улучшились. Но вот инструменты мышления – идеи, гипотезы, теории, модели – волшебным образом усовершенствовались. Мы научились, не без большого труда, рисовать, писать, мыслить, и то, чему мы научились, стало передаваться потомкам. Единственная причина, по которой современный человек умнее и искуснее древнего, – причина, по которой Аристотель, Микеланджело и Эйнштейн просияли на интеллектуальном небосклоне в последние 2 тысячи лет, а не 30 тысяч лет назад, – заключается в том, что мы накапливаем знания и передаем информацию из поколения в поколение. Накопление приводит к совершенствованию. Количество переходит в качество.

Траектория развития homo sapiens резко пошла вверх не только потому, что мы такие сообразительные, но прежде всего потому, что наш вид научился выражать и хранить знание в особых звуках, в языке, и затем научился играть с этим знанием – наращивать его, лепить, выковывать, овладевать с его помощью прошлым, предсказывать и планировать будущее. И что самое замечательное: мы можем им делиться и использовать его в качестве основы; мы можем передавать его своим потомкам, друзьям и коллегам. Наша сообразительность привела к чему-то, что даже поважнее сообразительности. Она привела к тому, что мы научились делиться идеями и передавать навыки и знания. Она привела к тому, что возникло образование.

Образование осуществляется во множестве коммуникативных форм: родители что-то объясняют своим детям; друзья обмениваются идеями; люди демонстрируют друг другу различные умения; искусные мастера обучают подмастерьев ремеслу; учителя обучают молодежь в школах и университетах. Оно осуществляется на протяжении всей нашей жизни: по бессмертному выражению Риффа из «Вестсайдской истории», «от утробы вплоть до гроба». Все на свете – образование. Нам нужно раз и навсегда запомнить: образование – это не только школа и институт. Эта книга посвящена главным образом учебным заведениям и тому, что в них происходит, потому что это такие особые институции, которые мы создали с образовательными целями. Но нельзя забывать, что воспитатели и педагоги веками боролись за то, чтобы в учебных заведениях действительно занимались образованием, потому что два этих феномена, школы и образование, как это ни печально, не обязательно связаны друг с другом.

Самые знаменитые высказывания об образовании указывают на сомнительную связь образования со школой, причем школа в них обрисована весьма нелестно. Например, Марку Твену принадлежит острота: «Я никогда не позволял школе вмешиваться в мое образование». Ему вторит Уинстон Черчилль: «Мое образование прерывалось один-единственный раз – в школе». А Альберт Эйнштейн утверждал, что «образование – это то, что останется, если хорошенько забыть все, чему выучился в школе». В чем тут смысл? В том, что школы не только не обязательны для образования, но даже могут ему помешать.

Как же мы дошли до того, что самые блестящие умы (а также и не столь блестящие) с неприязнью вспоминают годы, проведенные в школе? Как мы добрались до точки, где образование и школьное обучение настолько разошлись между собой? Стоит вспомнить, что слово «образование» (education) происходит от латинского глагола educere, что буквально означает «выводить наружу» – т. е. вскармливать, пестовать скрытые таланты и способности, оттачивать умения. Как так получилось, что школьная деятельность настолько далека от подобных задач? Чтобы попытаться ответить на эти вопросы, я начну с краткого обзора истории школьного обучения и проблем, возникавших по мере становления образования.