Шалва Амонашвили - Искусство семейного воспитания. Педагогическое эссе

– Сынок, я работал в эту жару и всё время думал, надо ли нам возмущаться, что Солнце так сильно печёт? А если оно вовсе погаснет, что тогда будет? Ведь этот небесный огонь, в конце концов, должен погаснуть? Что будет тогда? Ты учёный. Объясни мне, что говорит об этом наука?

Я был тогда в седьмом классе. О такой проблеме ещё не думал.

– Не знаю, дедушка, нас такому не учили…

– Ладно, не нужна нам наука, ты сам наука. Мне трудно представить, что может произойти с нами, если Солнце начнёт гаснуть. Я умею только известь выжигать, за виноградниками ухаживать. А ты учёный, подумай и расскажи мне.

Я был озадачен. Начал думать, воображать. Солнце и вся Вселенная вошли в меня как часть моего духа.

Солнце может погаснуть, – так сказал дедушка. Я сел за стол и начал писать трактат: «Начало конца света». Это была моя попытка космического мышления. В то время я был не я, а вселенская сущность, которая созерцает жизнь Земли и землян в эпоху угасания Солнца. Я волновался, переживал, пугался тем событиям на Земле, которые созерцал, и искал выход.

Трактат получился длинный. Я прочёл его дедушке. Он внимательно слушал, потом долго молчал. А через несколько дней сказал мне:

– Тебе надо найти выход, чтобы Земля была спасена… Солнце может гаснуть, но чтобы жизнь не погасла…

Эти вопросы дедушки направили моё сознание к поиску разгадки проблем образования через способы духовного и космического миросозерцания.

Хочу оговориться: развитие и раскрытие в моём духовном мире этих и многих других образов не происходило прямолинейно. Жизнь образов в духовном мире более сложное явление, чем я описал. Я попытался только показать, что образы – это как живые существа в духовном мире, и они тоже растут и раскрываются вместе с нами.

Вопрос Нинцы:

– Как быть с религиозной ориентацией Ребёнка?

Преднамеренно, в силу требований и угроз делать из Ребёнка верующего нельзя. Вообще чувство веры изначально присутствует в нём, но оно свободно от религии. При её развитии, – вера в родных, в людей, в свои возможности, вера в любовь, вера в дружбу и т. д., – Ребёнок приближается к свободному и сознательному принятию религии. Этому способствует ещё и то, что Ребёнок обращает внимание на свой духовный мир и на мир красоты в природе. Надо помочь Ребёнку пофилософствовать о жизни, о мироздании, о беспредельности, о душе, о бессмертии. Наряду со всем этим пусть он и видит нас – верующих родителей, пусть наблюдает, как мы почитаем свою веру, как живём по законам веры. Пусть сопровождает нас в церковь (синагогу, мечеть), может ставить свечку, тоже помолиться. Можно посоветовать помолиться Богу перед сном, поговорить с Ним наедине, в душе, рассказать Ему о прожитом дне.

Но всё это мы должны делать без хитрости приманить Ребёнка, а искренне. Принуждать молиться, принуждать сидеть и слушать наши религиозные беседы и проповеди нельзя. Любое принуждение, даже с благими намерениями, вызывает в Ребёнке отторжение.

Вот что пишет по этому поводу Константин Дмитриевич Ушинский: «Религиозное развитие Ребёнка должно быть плодом его самостоятельного, самобытного творчества, в результате которого ему должна быть дана возможность придти к своей собственной религии, выросшей свободно и естественно изнутри, а не навязанной путём прямого или косвенного насилия извне. Задача истинного воспитателя в данном случае ограничивается только доставлением детям возможность более широкого материала для их свободного религиозного творчества».

А вот что говорят нам старцы Эпифаний и Порфирий. Старец Эпифаний:

«Больше говорите Богу о ваших детях, чем детям о Боге.

Душа юного жаждет свободы.

Поэтому он с трудом принимает разнообразные советы. Вместо того чтобы постоянно давать ему советы и порицать за любую мелочь, возложи это на Христа, Богородицу и на святых и проси Их образумить его».

Старец Порфирий:

«Не дави на своих детей.

То, что ты хочешь им сказать, говори с молитвой.

Дети не слышат ушами.

Только когда приходит божественная благодать и просвещение их, они слышат, что мы хотим им сказать.

Когда хочешь что-нибудь сказать своим детям, скажи это Богородице, и Она всё устроит».

Вопрос Нинцы:

– Вы сказали об образах дедушки и бабушки. Может быть, расскажете об образах отца и матери?

Образ отца до сих пор влияет на мою жизнь.

Он погиб на фронте в Крыму, когда ему было 36 лет.

Он был рабочим типографии, делал набор книг, издавал газеты.

Имел сложное детство и сбежал от отца деспота из деревни. Стал членом партии и искренне верил в новую жизнь. До начала войны повредил себе правую руку под прессом и не мог сгибать пальцы. Но в первые же дни войны пошёл добровольцем, умудрившись скрыть от медкомиссии свою инвалидность. В 1942 году его направили на фронт в Крым, где и погиб.

Я любил отца. После школы шёл прямо к нему на работу, мы вместе обедали в рабочей столовой, там я готовил уроки, а его сослуживцы дружили со мной и баловали меня.

Однажды, – было мне тогда пять или шесть лет, – я скрутил бумагу как папироску, прикурил спичкой и начал выпускать дым изо рта.

– Пап, смотри, как я курю! – сказал я отцу и продемонстрировал ему своё умение.

Отец сам не курил.

Он посмотрел на меня очень строго и приказным тоном произнёс:

– Брось сейчас же!

Я понял, что сделал что-то плохое. Прошло четыре года. Как обычно, после школы я прибежал к отцу на работу. Я застал его в своём кабинете. В тот день с одним рабочим произошла какая-то беда, и он был встревожен.

– Пап, пойдём обедать! – сказал я.

– Да, пойдём, но сначала закрой дверь на ключ, чтоб никто нам не помешал. Я хочу поговорить с тобой!

Таким серьёзным тоном отец раньше не говорил со мной. Я закрыл дверь.

– Сядь рядом со мной!

Я сел. Он молчал.

– Пап, что ты хотел мне сказать?

Я чувствовал важность этого разговора, хотя такое было впервые.

– Тебе уже девять лет, ты у меня взрослый и, надеюсь, выполнишь мою просьбу.

– Какую? – спросил я.

– Вот какую: никогда, никогда в своей долгой жизни не занимайся курением табака!

– Я не курю!

– Да, сейчас не куришь… Но не делай этого никогда, никогда в жизни. Вот о чём я тебя прошу. Ну как?

– Я выполню твою просьбу! – ответил я с жаром.

– Смотри мне в глаза, сынок… Я больше об этом говорить тебе не буду. Ты же мужчина и даёшь мне слово!

– Хорошо, пап!

– Нет, скажи, какое мне даёшь слово не как маленький, а как мужчина!

– Никогда не курить табак!

– Никогда… Не говори о нашем разговоре никому. Пусть это будет нашей тайной!

– Хорошо!

И отец свершил то, что мгновенно сделал меня человеком слова.