Журнал Наука и Техника (НиТ) - «Наука и Техника» [журнал для перспективной молодежи], 2006 № 07 (7)

Кроме того, и так перегруженные дороги на побережье, как ожидается, забьются еще больше, когда люди двинут на остров, соединяющийся с “большой землей” единственным мостом (впрочем, эта беда, скорее всего, надуманная: 3 августа был открыт новый мост длиной 360 метров).

Самый большой и сложный искусственный остров “Пальма Дейра” будет готов через пять лет, а то и позже.

Кстати, помимо того, что счастливым владельцам жилья на “Пальме” — а это иностранцы, среди которых больше всего англичан — в течение еще нескольких лет придется жить фактически на стройплощадке, в дальнейшем их ждет еще и массированный приток туристов (20 тысяч посетителей в день). Не слишком ли суровые испытания при ценах от полутора до $10 миллионов?

Вот такой обещают построить на “ Пальма Джа мейра” город-сад

Восьмое чудо света?

Заметим, многие наблюдатели полагают, что лихорадочное строительство в Дубай скоро опередит спрос, произойдет это через полгода или год. Но Nakheel такая перспектива не смущает. В случае чего она за десятки миллионов долларов распродаст пустые острова кому-нибудь под застройку.

Тем временем на подходе два других острова — “Пальма Джебель-Али” (тоже финиковая, но на 50 % больше “Джамейры”) и “Пальма Дейра”, наибольшая из трех, с 41 “ветвью” — чьи сроки тоже сдвинулись по ряду причин за 2008 год.

Еще у Nakheel имеется почти законченный четвертый архипелаг “Мир” (The World), названный так из-за формы, повторяющей карту мира. Эта группа из 300 маленьких островов изначально привлекла немного покупателей и до сих пор по большому счету нераспродана.

Вместе с тем непохоже, чтобы финансовые проблемы кого-то в ОАЭ, где денег куры не клюют, волновало: горнолыжный курорт Ski Dubai открыли, самый высокий в мире небоскреб Burj Dubai строится полным ходом. Так что вполне возможно, Эмираты нам не только восьмое, но и другие чудеса света покажут. И девятое, и десятое.

С.В.МЕДВЕДЕВ, член-корреспондент РАН, директор Института мозга человека РАН

С одной стороны, это кусок студенистого вещества, часть которого — и частью которого — мы видим. (Подсказка для тех, кто не учил анатомию — и эмбриологию: видящая и видимая часть мозга в обиходе называется глазом.) С другой стороны, это невероятно сложный, практически самый сложный во Вселенной объект. Десятки миллиардов нейронов, про которые не напрасно говорят, что каждый из них столь же неисчерпаем, как и мозг, — и совсем уже невообразимо сложная сеть связей между ними. Согласно некоторым концепциям, именно связи определяют уровень работы мозга.

Однако всего этого человек не видит. Вообще, представление о том, что мы думаем именно мозгом, в истории познания возникло далеко не сразу. Главным кандидатом на роль вместилища души было, пожалуй, сердце — орган куда более “симпатичный”: и необходимость его для жизни понятна, и удары в грудной клетке хорошо слышны, и на сильные чувства оно явно реагирует, в отличие от вышеупомянутого студня.

Впрочем, и нам, знакомым с достижениями современной науки, бывает трудно осознать и до конца поверить, что именно студенистая масса в черепной коробке обеспечивает все богатство нашего внутреннего мира, все разнообразие нашего поведения. Поэтому и возникают различные мифы о мозге и его возможностях. Проще представить, что идеальный внутренний мир — мысли, эмоции и т. п. — существует вне и независимо от мозга. Мифотворчество провоцирует и еще одна косвенная причина: в отличие от механизмов обеспечения сенсорных функций (зрения, слуха и т. д.), которые достаточно хорошо изучены и более-менее понятны, мозговое обеспечение высших видов умственной деятельности — все еще тайна за семью печатями. А раз мы не знаем как, то, может быть, ничего этого и нет.

Одна из основных задач, стоящих перед Институтом мозга человека, состоит именно в том, чтобы установить, как соотносится идеальное (мысль) и материальное (процессы в мозге, обеспечивающие мышление). И нами, и многими другими учеными показано, что каждому психическому явлению — принятию решения, восприятию, речи — соответствуют вполне определенные перестройки в активности нейронов и связей между ними. Причем это соотношение между психикой и материальным ее обеспечением — так сказать, дорога с двусторонним движением. С одной стороны, активность нейронов организуется мыслью, а с другой — изменения в активности нейронов могут вызывать изменения в поведении и мыслях человека. Пример первого: мы можем произвольно менять поведение, думать об одном или другом, и это изменяет активность нейронов. Пример второго: изменение активности нейронов, скажем, под воздействием алкоголя приводит к явно выраженным изменениям поведения и психики. Таким образом, мы видим не просто корреляцию, а взаимодействие идеального и материального.

Мозг человека и представляет собой орган, в котором происходит это взаимодействие.

В идеальной сфере мозг руководствуется законами логики, которые допускают далеко не любые операции. Логика, впрочем, тоже бывает разной: существует не только женская и мужская логика, но также классическая (булевская) и небулевская логика. Законы идеального ограничивают нас не слишком строго: мы способны себе представить очень многое, включая самые невероятные вещи и явления. (Хотя даже в безумии, как хорошо известно психиатрам, есть своя логика.) Существенно более строго ограничивают деятельность мозга его физические и физиологические свойства.

Материальная природа мозга накладывает некоторые жесткие и до сих пор до конца не изученные ограничения на процесс мышления. Компьютер не способен делить на ноль: он останавливается и выдает сообщение об ошибке. Точно так же существуют некоторые действия, которые противны человеческому мышлению не с точки зрения логики, а из-за некой биологически зашитой программы. Однако, в отличие от более просто устроенного компьютера, мозг не останавливает процесс мышления, а пытается преодолеть противоречие, уходя в невроз или в выдуманный мир, либо просто избегая думать о неприятном.

Из этого, в частности, следует, что реакция человека на одно и то же воздействие определяется не только этим самым воздействием и его местом в логической структуре психики, но также физическим состоянием мозга и тела человека. Наполеон объяснял свое поражение под Ватерлоо насморком, который мучил его в день битвы. Даже его мозг — мозг если не гения, то, безусловно, выдающегося человека — в ответственную минуту не смог справиться с заложенным носом. При всей кажущейся забавности это объяснение правдоподобно: исход битвы тогда был совсем неочевиден, а Наполеон славился неожиданными смелыми решениями. Вот пример того, как чисто биологическое явление существенно воздействовало на ход истории. Следовательно, мы вправе говорить не только о взаимодействии биологического и социального, но и, в более общем случае, о биологии и цивилизации.