Array Журнал «Аконит» - АКОНИТ 2020. Цикл 2, Оборот 3-4

— Покайся, дочь моя, — мямлит бродяга-Иисус, не обращая внимания на младенца. — И подкинь старику мелочишки…

Девушка ничего не говорит своему богу, в которого она давно уже не верит. Молча разворачивается и уходит в ночь — словно бы падает во тьму, падает и падает, и нет конца и края ее падению. А ребёнок кричит, кричит, кричит, и снег покрывает его лицо…

— Это прекрасно, — говорит Дракон.

— Ты спрашиваешь или утверждаешь?

— Решай сам.

На площади стонет большая ёлка. Она вся обвешана гирляндами и новогодними игрушками, и дети неустанно скачут вокруг неё, веселятся, дразнятся, водят хороводы. Фальшивый Дед Мороз и Фальшивая Снегурочка фальшиво улыбаются. Дети скачут и водят хороводы. Взрослые хохочут, целуются и лапают друг дружку, с причмокиванием глотают шампанское из пластиковых стаканчиков. Дети же кривляются, показывая языки, и продолжают свои хороводы… А ёлка вопит, задыхаясь в агонии, — так мало-помалу жизнь оставляет ее. И в последние мгновения несчастная вспоминает свой лес — блаженную тишину, густоту и насыщенность его запахов, тех птиц, что ее навещали, родных белок и сов. Даже волков, что выли на луну, отдавая той дань уважения.

— Луна умерла.

— Когда?

— Когда человек впервые шагнул на неё. Сказка погибает, если начать ее анализировать. Волшебство не нуждается в точном разборе. В этом его сила и слабость. Оно просто есть.

— А что есть волшебство?

— Каштановые сны.

На серебрящемся в свете уличных фонарей снегу угрожающе темнеют капли крови. В глазах вдовы отчаяние, хотя муж по-прежнему улыбается ей… с многочисленных фотографий. И вот она накрывает на стол, разливает вино по бокалам.

— Возвращайся, — шепчет в пустоту. — Я не могу без тебя!

— Не вернусь, — отвечает ей пустота. — Но ты легко можешь присоединиться ко мне.

— Разве в этом любовь? — всхлипывает вдова.

— И в этом тоже…

— Но ведь любви нет? — обращаемся мы к Дракону, выпрыгивая из окна ее квартиры. — Ведь нет же?!

— Решай сам.

А парой этажей ниже, в мареве табачного дыма, в окружении дурных воспоминаний, мужчина играет с револьвером. Игра стара, как мир: одна пуля, шанс — шесть к одному. Щелчок прокручиваемого барабана. Оглушающий звук добровольно спускаемого курка.

Бах!

И в глазах вспышка прозрения…

— С Наступающим, — бормочут его мозги, стекая по стене.

— И тебя! — хохочет сосед в квартире напротив, откупоривая бутылку шампанского.

Бах!

Дракон летит над неспящим городом — бесчисленные ряды домов, в которых призраки сидят за одним столом с живыми и чокаются фужерами, полными игристого вина. Тут же и вилки в салатах, и красная икра, и селёдка под шубой… И какая-то девочка нервничает, наблюдая за своим молодым человеком. Для неё многое важно. А для него?

Позже он ласкает ее промежность, жадно вдыхая запах ее естества. Она закатывает глаза, выгибает спину, постанывает. И всевозможные мысли сталкиваются в ее голове — так до тех пор, пока наслаждение не затмевает всё. А из камина за ними наблюдает иностранец Санта-Клаус. Смущённый, он гадает, чего бы положить им под ёлку: контрацептивы или всё же пинетки?..

Увы, дети слишком быстро растут, тем самым подгоняя старость своих родителей.

— Я — мудрость тысячелетий. И нет ничего глупее и наивнее, чем я.

Брошенная на произвол судьбы, лодка угрюмо молчит на берегу, а где-то сквозь стылую чащу пробирается отощавший от голода оборотень. Он злобно рычит, вынюхивая добычу. Лодка же скучает. Она ждёт, когда растает лёд и возродится река. Но река вечна, а лодка уже начала подгнивать. Ведь лодка никому не нужна…

И где-то на краю света маяк слепит искрящуюся зимнюю тьму, пока корабли упрямо спешат по волнам домой. В их трюмах вода, их днище давно пробито, а команда мертва. Но корабли по-прежнему спешат домой. Маячник же читает Блока:

— С праздником вас!

— И вас, два гамбургера, пожалуйста. Кстати, а в чем разница между одними бургерами и другими?

Девушка-продавщица жеманно улыбается. Улыбка у неё очень нежная, как и ее глаза, в которых толика пошлости граничит с океаном наивности, и всё это расцветает пышным цветком надежд для мужчин, которых она ещё пока не встречала.

— Разница? Наверное, только в том, что в один бургер мы плюнули, а в другом поджарили таракана. А ещё у нас есть толстушка, так вот она…

— Давайте тот, в который плюнули. Знаете, я ведь ни разу не целовался. Пусть это зачтётся как первый поцелуй.

— Поцелуй со вкусом фастфуда? Кстати, у нас действуют предпраздничные скидки!

А грустный старик-уборщик трёт кафель. Ему некуда идти, не к кому спешить. Он и забыл уже, что это за праздник такой. Однажды он влюбился — хорошее было время! Но мужчина, которого он полюбил, бросил его. Мужчина, которого он полюбил, был Адонис — восхитительное изваяние из мрамора. И теперь Адонис в другом музее, куда старика-уборщика не берут на работу.

Всё, о чем мечтал когда-то, ветром унесло…

В модном ресторане звучит странная музыка: ненавязчивая, даже незаметная, — идеальный аккомпанемент для симфонии жующих ртов, лязгающих вилок и шуршащих купюр… Мы же смотрим в глаза, в которых видно, что люди по-прежнему играют друг с другом, хотя игра давно уже перестала им нравиться. В принципе, она никогда им не нравилась. Зачем тогда играть? Почему нельзя быть честными? Да они и сами не знают, все эти — эх! — люди, люди… Но они подсознательно чувствуют, что Истина продалась за мятую сотку, и с ней такое вытворяли — о-о-о…

Бах! — услышим мы позже. Но что это? Очередная бутылка шампанского или очередной револьвер?

— Я — агнец, пожравший взалкавшего крови Яхве. Я тот, кто выставил Аллаха за порог его дома, попутно отобрав всех его наложниц. Я подсыпал мышьяка Будде, и тот отравился, пока курил свой кальян. Да, это меня именовали Тиамат, и тогда я стал грозным Мардуком. Да, это обо мне говорили «инь и ян», и тогда я слился в яйцо, показав, что над белым и чёрным всегда торжествует красное. А ещё я пустил на дрова Иггдрасиль и захлопнул дверь перед приходом Мессии. И это я сочинил Веды и Великую Книгу Воскресения. И это я смеялся над Торой, пародируя ее в Библии. Я позволил Инквизиции устроить террор, тем самым укрепив веру в любовь и благородство Всевышнего. Я — Амон Ра, но мне не нравится Солнце: оно слишком ярко, и потому я дрессирую Фенрира. Мой рай не Валгалла, и Один — не мой сын, но я смотрю на вселенную через его пустую глазницу. Я похоронил Атлантиду, так как ее жители познали Абсолютное Счастье, но это не мне уготованы недра Шибальбы, ибо нет таких весов, что способны взвесить меня. Я сровнял с землёй Шамбалу, дабы выстроить ряд супермаркетов, и женил на себе Шакти. И это я — Антихрист, влюблённый в мир…