Array Коллектив авторов - Альманах «Истоки». Выпуск 14

Главный редактор поэтического альманаха «Ассоль» (Прага).

Расходятся, скрипя, дощечки у моста.

У мостика – мне скажется вернее.

Над Летой, как всегда, такая пустота,

Что задержаться хочется над нею.

На берег «тот» легко попасть со всех сторон,

Без ветки золотой – когда бы если…

На пенсию ушел измученный Харон:

Возил туда-сюда. Баркас и треснул.

Застыли облака. Осенний ветер стих.

Под небом лишь свобода от печали.

Я здесь касаюсь всех: любимых и чужих,

И мёртвых от живых не отличаю.

Бетховен

Пыль с мёртвого рояля деловито

Сметает фрау Мюллер день за днём.

Как он звучал, рояль мой! Dolce vita!

Моё ль остановилось сердце в нём?

Не морщась от щелчков и зуботычин,

Я накрепко, до хруста, сжал кулак:

Угрюм и одинок. Косноязычен.

И по губам читаю кое-как.

Клубок судьбы давно уже размотан,

Уплачен долг ещё одной весне.

Проросшими фасолинами ноты

Разбухли в абсолютной тишине —

Заношенной, затянутой, затёртой…

И если с губ срывается упрёк,

Теснятся пирамидами аккорды

На чёрном небе вдоль и поперёк.

А впереди – бемоль, как белый парус.

Квартет «d-moll». Душа идет ко дну…

Я вытяну всю музыку из пауз

И до последней ноты вам верну.

Ни денег, ни славы. Лишь двое детей – непосед.

На ужин – картошка с французской комедией в восемь.

Напрасно ругает жару возмущённый сосед:

Уже на подходе мадам пунктуальная – Осень.

Империя Лета! Как скоро ты рухнешь к ногам,

Шурша обречёнными листьями нощно и денно…

Но мне безразлично: назло и векам, и врагам

Своё лаконичное платье я гордо надену —

Пройду через парк, как сквозь толщу роскошных витрин,

Любуясь блестящей, чуть смуглой, родной черепицей…

А осень близка: непогода, тоска, аспирин…

Мне б сотней последней навек от неё откупиться.

Поросёнок Ниф-Ниф

Нас на этом свете только трое.

Старший брат цеплялся, как репей,

Дом кирпичный предлагал построить…

Я Ниф-Ниф, который всех глупей,

Говорю: быстрее – из соломы,

Потому что рвётся прочь душа…

Не могу сказать, что я бездомный,

Просто мне хватает шалаша.

У меня есть стол, кровать и кружка,

И прохлада в летнюю жару…

«Здесь с тобою рай», – моя подружка

Мне шепнула как-то поутру,

Помня волшебство грибного супа,

Котелок, забытый на траве…

Я Ниф-Ниф, который самый глупый,

С золотой соломой в голове.

Ни единым облаком не хмурясь,

Замаячил мартовский денёк.

Я с тобою, кажется, рифмуюсь,

Хоть и многим это невдомёк.

Друг от друга нас не отпуская

И на половинки не деля,

Бьётся рифма – женская – мужская,

На которой держится земля.

Вчера панихида была по зиме.

Мы все её в путь провожали последний.

А следом шёл снег по уставшей земле —

Бездомный, в права не вступивший наследник.

Летели снежинки в весеннюю грязь,

Срывались со скользких натянутых веток…

Снег шёл торопливо, как будто боясь

Куда-то ещё опоздать напоследок.

Малиновый свитер

О.В.Д. – с благодарностью

Теперь мне по ночам так горько спится:

Потрескивает сердце, как свеча…

Молитвы шепчут тоненькие спицы,

Серебряными клювами стуча.

Нет бабушки давно. Но кто-то вяжет

Мне свитер, повторяя: «раз» и «два»…

И тянется малиновая пряжа

Со дна души, которая – права…

К чему e-mail и номер телефона,

Коль здесь любовь, в моих руках уже?..

И музыка малинового звона

Не затихает в дремлющей душе.

Кофе по-венски

Н.Я.

Кофе по-венски – знакомый сюжет:

Стройный бокал, белоснежный манжет,

Вальсы, балы, парики, треуголки…

Я – в легкомысленной пёстрой футболке,

Ты – с рюкзаком, полным книг и идей…

Встретились двое хороших людей,

Чтоб поболтать о стихах и кино,

Кофе по-венски испив заодно.

Вена была до конца откровенна…

Встретились буднично. Обыкновенно:

«Здравствуй». – «Привет». – И, примкнув к ротозеям,

Мы понеслись по садам и музеям,

Безотлагательно, самозабвенно

Вену вливая в себя внутривенно…

И закружились с восторгом вселенским

Небо по-венски.

И солнце по-венски.

Что же касается кофе… Увы…

С ним решено потерпеть до Москвы.

Мы в карантине: ты и я.

Я на балконе, ты на фото.

Не изменилась жизнь моя

С момента твоего ухода.

И ощущенье, как в кино:

Сижу, смотрю и жду финала.

А ты ушёл давным-давно,

По руслам высохших каналов,

Свободен, дерзок – и один,

Ты вырвался из группы риска,

Туда, где вечный карантин,

Откуда только к солнцу близко.

Карантинное

Июнь пронёсся, радостно стуча

Копытами по клавишам надежды.

С утра до ночи слышу: «Где ж ты, где ж ты?»

И пустота свободного плеча,

Коль нечего уже держать Атланту,

Хранит прикосновение одно…

Весь мир – как в школьной физике «дано»,

Но вдребезги разбиты Гегель с Кантом.

Здесь кто-то перепутал верх и низ…

Июль пришёл – а я оттуда родом.

Что ж я могу, не вылезая из

Норы своей трусливо год за годом?

Ты говорил, что мир накроет тьма,

Когда был жив и он, и ты… в реале…

Давай поставим пушкинское: «vale!»

В конце никем не вскрытого письма…

Чтоб только Бог не дал сойти с ума.

Билеты продаются в том окне —

Куда-то. А вернее, для чего-то.

И запертые наглухо ворота

Становятся податливее мне.

Там чей-то голос (только голоса

У нас ещё не заперты покуда) …

Он спрашивает, что я делать буду

В ближайшие два с четвертью часа.

Дышать. Бежать за солнцем, вдоль реки,

Постукивая термосом глинтвейна,

И трогать по пути благоговейно

Массивные висячие замки…

Приснится же такая чепуха!

Год двадцать первый. Третий день суровый.

Наощупь я бреду. И держит снова

Соломинка последнего стиха.

Рисунок Светланы Ринго

Наталья Божор

В плане постоянной экспозиции в Государственном Литературном музее проходит выставка «Чеховская Москва».

Москва Гиляровского, Чеховская Москва… Часовни Замоскворечья взлетают к Небу.

Младший брат писателя Михаил вспоминал, что Москва поразила и покорила Антона. Антон Павлович Чехов приехал в Москву на пасхальные каникулы в 1877 году встретиться с семьёй. «… Всё было мило для него в Москве, – писал современник Антона Павловича Елпатьевский, – и люди, и улицы, и звон Николы на Щепах, и классический московский извозчик, и вся московская бестолочь».