Литературно-художественный журнал - Журнал «Юность» №06/2020

Когда проводишь друга – снова, снова! —
в нездешний мир, в загадочную тишь,
закрывшись в мастерской, не помня слова,
с немым резцом опять заговоришь.

Но все шумы, весь хаос многоликий
в затворничество целятся твое —
шаги влюбленных, фар вечерних блики,
околичное, с лаем псов, жилье.

Пусть гул толпы бахвалится победой.
Но надо было с демоном сойтись
в единоборстве ради правды этой —
искусства, светом полнящего жизнь.

И пусть друг друга рвут они на части,
ни разума не помня, ни стыда, —
и те, кто рвутся к вожделенной власти,
и те, кто должен уступить места.

Ты знаешь: шум машин, надменно-сухо
звучащий, страсти зов, поход во власть —
все это – не от сути, не от Духа,
и, как вселенский прах, должно отпасть

перед смиренным обликом иконы.
Все лжи слои осыпаться должны
пред вечным, перед тем, что ждет исконно
на самом дне духовной глубины.

И только тот, кто наших слез достоин,
кто прожил и ушел как человек,
вернется в некий час, поэт и воин,
чтоб с мастером вдвоем назвать свой век

по имени. Взгляни же миру в очи,
ваятель, чтоб в резце себя нашла
надежда, чтоб Судья небесный зорче
вгляделся в штрих-пунктир добра и зла.

Чтоб в дереве, металле или камне
прошли бы пред судом Его седин
тысячелетья следом за веками —
пешком, бегом ли, «формулой один».

В счастливой силе дня ты и не вспомнишь,
что слаб и наг, что на две трети сед.
Лишь в мудрой одинокой думе полночь
шепнет, что каждый свой оставит след.

И этот след на вязком бездорожье —
итог трудов резца и мук пера.
Свой нежный дар Христу и плану Божью
несут сквозь скудость мира мастера.

Несут сквозь казнь бездушья и бездумья
отвагу и отзывчивость сердец,
дабы, итожа счет жестокой сумме,
простил хоть часть стадам своим Отец.

Во дворе, возле крана с водою, почти у забора,
долгий век доживает посудина старого таза.
Он служил еще бабушке, помнится, в прежнюю пору,
а теперь в его чаше герань расцвела яркоглазо.

В нем купали меня. И касались Господнего чада
Иорданские воды в купели его допотопной.
Потому нам доныне, за слабую веру награда,
льются ливни с небес, над асфальтом, над грядкой укропной.

И хоть мухи жужжат над отжившим железным сосудом,
все искрится его оцинковка под солнцем средь зноя.
И смирившись с кончиной своею, с часов самосудом,

он и участи нашей крупицы уносит с собою.
Он, кто первым узрел наготу нашу, Божью убогость,
омовений родительских помнящий нежность и строгость.

А мы с Борой Хорватом [2] Бора Хорват – сербский поэт, умерший в Крагуевце. отсутствовали как мертвые,
пребывая в иных краях – посущественней, поважней.
Не было с вами нас, лишь посмертные абрисы легкие
на земле мы оставили. С ветром минувших дней,
с ритмом его искали гармонию строки наши,
чтобы не каждый понял слова, но голос любой узнал.
Жить – тяжелей, но поется – все легче, все дальше.
Вот и забудьте о страхе, вы, кто нас услыхал.

Как тебя из слов построить, Грачаница,
чтобы умилиться, а не отчаяться?

Чтобы никогда не терять из виду
со стены глядящую Симониду.

Чтобы подсобили святые сербские
унести тебя в своем сердце, и

чтоб любой из нас, где ни погляди,
по одной Грачанице нес в груди.

Что берег в душе от вышних,
то огонь уже повыжег,

пламенем – по рукам,
вспышками – по устам.

За слезы о чьем-то сыне
за попранные святыни,

за птицу, сбитую влет,
душа к отмщенью зовет.

Крест, меч и речь мою —
Косову отдаю.

В Метохии – сны мои.
С подъязычным ядом змеи

пойду в монастырь Дечаны —
оставить старые раны,

и силой памяти призван,
вернусь к тебе, древний Призрен:

разрушенные, в чаду,
Архангелы [3] Монастырь Святых Архангелов около Призрена в Косове. обойду.

Мы готовили из пепла
Хлеб.
Замешивали его слюной,
Заливали водой,
В которой отражалась луна.
Мы добавляли уголья из орехов
И порох какой-то лечебной травы,
Переливали юрьевской росой
И снова добавляли
Одну каплю воска,
Чтобы душа лучше легла
В яму посередине.
Такой хлеб,
Испеченный на солнце,
Мы не ели,
Но зашивали в пояс,
Сотканный из соли,
И в глухой час ночи
Бросали собакам.
Как говорится,
Лечили ужас.
Не зная, что только
Дым
Стал
Нашей жизнью.

Я сманила тебя оттуда, где было тебе светло,
в этот мир, где живая душа дешевле полушки,
что ни сей – слишком поздно тут всходит добро,
слишком рано – зло,
и поэтому ты не спеши выйти вон из нашей избушки.

Ты возьми себе в помощь, как в начале времен,
зверолова чутье – знатока повадки звериной.
Много в городе комнат-пещер, и со всех сторон
праисторию жалит будильников рой комариный.

Вот куда соскользнул этим летом ты с неба. Но
Твой Всевышний Отец тебя видит. И, вероятно,
Он тебе дал все то, что мало кому дано
для прорыва сквозь тьму и для возвращенья обратно.

Коль одинаково слева и справа,
Надвое поровну делится тело,
То отчего не поймет это, право,
Наша душа, хоть и кажется целой?

Так почему она все разделяет,
Учит все равными видеть частями —
Даже себя. Выбирать заставляет
Меж одинаковыми смертями.

Так для чего я ищу ежечасно
Суть: выбираю, решаю, листаю?
Времени, что потерял я напрасно,
Для одной истины еле хватает.

Если все схоже – тогда все едино,
Жизнь – лишь отрезок меж точками страха,
Все, что мое, все, что бедно и – дивно
Станет в итоге лишь горсточкой праха.