Литературно-художественный журнал - Журнал «Юность» №10/2021

Мне бы пестовать этот анапест,
Воспевая асфальтовый снег
На проспектах, уложенных накрест,
По которым брожу в полусне,

В полуяви, по сумрачным, блеклым,
Динозавровым зимним стезям,
А в глазах обесцвеченных окон
Ледниковые блики скользят…

Крепкий наст прибивая ступнями,
Бормоча за строкою строку,
Все брожу, и живыми камнями,
Как лавиною по леднику,

На меня надвигаются люди
Неуклонной своей прямизной.
На своем безусловном маршруте
Я, по сути, – счастливый изгой:

Глядя в пепельно-бледные лица
Близоруких, друг к другу глухих,
Я о них начинаю молиться,
И молитва рождает стихи.

Вирус запер людей в виртуальном мире,
Под предлогом периода пандемии,
Беспредметна пейзажная летаргия
В городке с голосами рыб.

Выхожу из метро на пустынный Невский —
Стылый ветер, но воздух такой апрельский,
Что деревья редкие – деревенский
Демонстрируют архетип:

Черных веток своих растрепав волосья,
И отбросив трости, и стыд отбросив,
Зазывают в гнезда и просто в гости
Под откосы дворцовых скал.

А вороны белые, голубицы
Удивленно смотрят на полулица:
Это улица, циркус или больница?
Маски-шоу? Грошовый бал?

Вот курьеры меряют километры,
Городскую вызубрив геометрию, —
Племя новых сталкеров, но монетных, —
Что поделать – примета дней.

Время крестиком метит сердца и нравы,
Держит шаткое небо жираф поджарый —
Петропавловский шпиль великодержавный,
Да под Ангелом – мавзолей.

Да врачи, что белее своих халатов,
Что летят в ночи, латы их – крылаты,
Да заводы, фабрики, комбинаты —
В карантинных веригах, но…

Тротуар. Остановка. Скамья. Коляска.
Звезды глаз над тугим горизонтом маски…
Словно сплю, и мне страшная снится сказка
Из артхаусного кино.

Уйти в свои снега, в свою безмолвность,
В бездонность мысли, в безнервозность дум.
Не в меланхолий тягостную томность,
А в белый, идеально-белый шум,

В котором звук печалится не плача,
В котором чей-то голос неземной
Меня качает трепетно и нянчит
Под белой-белой ласковой звездой.

В котором, словно в облаке волшебном,
Лечу надмирным призраком любви.
В котором свет и легкость совершенства
Мне дарит изнутри мой визави.

В котором безмятежность так безбрежна,
Что каждая душа передо мной —
Такой же свет; и белые одежды
Сияют на Земле и над Землей.

Вся плоть уходит в эту твердь —
Шарообразную могилу,
В которой тлен питает силу,
В жизнь превращающую смерть.

В нее спрессованы тела,
И все, что было рукотворным,
Вмуровано, пустило корни,
Корой застыло, и смола,

И нефтяная чернокровь,
И соль ее, и жирность сока —
Имеет смерть своим истоком,
Но служит жизни вновь и вновь.

Она и дерево, и плод;
Вертеп, насаженный на вертел,
В ней, круглом саркофаге смерти,
Исхода код – наоборот

Прописан клинописью звезд,
Упавших в свет ее холодный,
В ее полётно несвободный,
Все воскрешающий, погост.

Еда не имеет вкуса,
Снам не хватает смысла.
Можно сказать – грустно
Плетью душа повисла.
Можно сказать – будни
Стали еще серее.
Улицами безлюдье
Чувствуется острее.
Тайну теряет слово
Голос – на тон тише.
Города средь пустого
Я становлюсь лишней.

Этой девочке миллиарды лет.
Не бойся сдаться ей, путник.
В ее памяти первый земной рассвет
И марсианское утро.

В ее прошлом горят города,
Стираются в пыль планеты.
Она существовала, когда
Еще ветром был ты…

Не бойся любить ее, старик.
Она знает все твои мысли.
И будет плакать, когда твой черед
Наступит уйти из жизни.

Не бойся смотреть в ее глаза.
Она любит тебя просто, нежно.
Для нее ты только слеза
В океане мертвой надежды.

И по-прежнему в прошлом горят города,
Поглощает их в бездну огонь и вода.

Здесь сотни мыслей растворились в стенах,
Здесь тишина, понятная без слов.
Здесь жил кусочек маленькой вселенной,
Здесь дом остановившихся часов.

Кровать, трюмо, две тумбочки, гитара,
Хромой без ножки деревянный стул.
И смотрит человек седой устало
С картины, перечеркнутой крестом.

Здесь тысячи желаний не сбывались,
Здесь вдохновенья не умолкший зов.
Сюда зайдя, мгновения остались,
Здесь дом остановившихся часов.

Свет фонаря в холодное окно.
Меня сломали. Старую игрушку.
Но выбросить забыли все равно,
На чердаке в пыли всегда темно,
И в мусоре теперь лежу послушно.
Скребутся мыши справа и в углу.
Скрипят леса над головой из ваты.
Я мыслю. Я жива. Но не могу
Уйти из куклы в платьице помятом.
Мне не узнать, какой приходит год.
И тот ли век, в котором я родилась.
Я стану мертвой, если дом умрет,
Ненужная где столько лет пылилась.
На чердаке, мурлыча, дремлет кот.
Случайный гость хозяйского покоя.
Затихнут мыши. Старый кот уйдет
Как будто в измерение другое.
Опять останусь рваная одна.
И буду ждать. Чего? Никто не знает.
Промчатся лето, осень и зима,
Опять наступит мокрая весна.
Игрушки слишком долго умирают.

Как драже на матовом паркете,
Ночь просыпала неяркие огни.
Двое нас на голубой планете
В мягких складках белой простыни.

Мы с тобою проросли друг в друга,
Разглядев подсказки между строк.
Вырвал нас из замкнутого круга
Взглядов молчаливый диалог.

Пусть за окнами меняются сюжеты.
Тушит ночь неяркие огни.
Мы уснем на голубой планете
В мягких складках белой простыни.

Сладким кубиком медленно в кофе твоем растворяется вечер.
Утекают минуты, как капли из ржавого крана.
В джунглях улиц тебя я случайно не встречу.
Но узнаю тебя в черно-белых героях экрана.