Литературно-художественный журнал - Журнал «Юность» №12/2021

Я читал, что ученые уже научились телепортировать несколько атомов за раз. Думаю, лет через двадцать-тридцать можно будет телепортироваться из Москвы в Японию.

– Я не буду телепортироваться, – сказал Кирилл. – Полечу на самолете, если надо будет.

– Может, надо всем рассказать, что говорит Унгер, и тогда ученые перестанут работать над этой технологией?

– Ну… не знаю. Это полезная штука. Можно телепортировать большие предметы – деревья или дома. Или космические корабли.

– Но какой смысл телепортировать их без людей?

– Не знаю, – честно ответил Кирилл.

У него вдруг возникло странное ощущение – как будто он живет очень давно, может быть, целые столетия, и что он все уже видел и слышал, и что ему все надоело до такой степени, что продолжать дальше нет смысла. Ему стало тяжело дышать, и он открыл рот пошире, чтобы набрать больше воздуха. Через несколько мгновений ощущение исчезло.

Домой Кирилл пришел очень голодным. Утром он совершенно забыл про деньги, и мама о них тоже не вспомнила. Открывая холодильник, он надеялся обнаружить там остатки вчерашней пиццы, но увидел все ту же пачку пельменей.

Он никогда не увлекался едой. Ему казалось, что он может есть все – главное, чтобы не шпинат и не брокколи. А мясные полуфабрикаты, которые в их доме не водились, потому как Андрей считал их вредными, Кирилл и вовсе обожал. Однако после полутора месяцев пельменной диеты он понял, что ему хочется настоящей еды.

Он написал маме:

зайдешь в магаз?

картошки хочется

и соленых огурцов

Мама ответила:

Милый, я что-то совсем без сил. Сходишь сам?

у меня денег нет

Мама рассказала ему про тайник: в обувной коробке, под ее черными лакированными туфлями, лежала целая пачка пятитысячных. Кирилл отлепил купюру – все они были новые, липли друг к дружке и казались ненастоящими, – и отправился в супермаркет.

Раньше, когда его просили сходить в магазин, ему всегда выдавали список, поэтому сначала он растерялся и долго катал между полками пустую тележку. Но мало-помалу заполнил ее продуктами, взяв черный хлеб, яйца, картошку, помидоры, соленые огурцы, яблоки, консервированный горошек, сок и печенье. В самом конце он добавил туда еще парочку замороженных пицц и куриные наггетсы.

Дома он быстро перекусил огурцами с хлебом и посмотрел в ютубе несколько обучающих видео по запросу «как жарить картошку». Затем почистил несколько крупных картофелин и с непривычки порезал палец, так что пришлось туго замотать его пластырем. Брусочки у него получились разной толщины, а после он устроил чад и долго проветривал. На среднем огне картошка никак не хотела доходить до готовности, продолжая быть сыроватой. В итоге, после всех этих манипуляций, вышло совсем не то, на что он рассчитывал, но даже в виде распаренной массы с вкраплениями поджаристых корочек картошка оказалась вкусной.

Когда Кирилл выставил перед мамой тарелку с собственноручно приготовленным ужином, она изумилась:

– Это просто потрясающе. Какой ты у меня молодец!

Затем ткнула вилкой в кусок помидора и замерла.

Чтобы не сидеть в тишине, Кирилл придумал спросить ее насчет ситуации на работе. Но вовремя спохватился: вдруг ее коллеги тоже ведут себя странно – шепчутся у нее за спиной и дарят ей канцтовары? И потому сказал не первое, а второе, что пришло ему в голову:

– Завтра у нас будет забег на сто метров. А сегодня мы проходили решение уравнений графическим способом.

Через некоторое время мама спросила его:

– Как школа? Что вы проходили сегодня?

Кирилл внимательно посмотрел на нее, а она вдруг сказала:

– Знаешь, мы поругались с Андреем в тот самый день, когда… все случилось. Это ерунда, разумеется: все ссорятся, а потом мирятся. Он знал, как я его люблю. Но я все равно теперь думаю о том, что он ушел, когда мы были в ссоре.

– Мам, всё! Постарайся об этом не думать. Конечно, он знал, что ты его любишь.

Кириллу очень хотелось сменить тему; он заерзал на стуле и постарался мысленно донести до мамы эту идею. Но она продолжила:

– А еще мы ужасно поссорились пару месяцев назад, когда тебя не было дома. Я тогда очень разозлилась и сказала Андрею безобразные, непростительные слова.

Кирилл замер, и она очень тихо произнесла:

– Чтоб ты сдох. Я это выкрикнула. Чтоб ты сдох. Но это были просто слова. Они ничего не значили, я клянусь. Я разозлилась и…

– Мам! Мам!

Кирилл встал, подошел к ней и, взяв ее за плечи, попытался заглянуть ей в глаза, но мама отвела взгляд. Рот ее скривился, и она начала беззвучно плакать.

– Мам, ты же не серьезно сейчас? Ты же не думаешь, что это случилось из-за твоих слов? Ты же не веришь во все эти сказки?

– А еще я… кинула в него… кремом для рук.

Кирилл прижал ее к себе и стал гладить по волосам:

– Да он даже не обратил внимания на твои слова, я уверен! Он был очень добрым и не замечал эти твои вспышки. Когда ты на него кричала, он улыбался и подмигивал мне, но так, чтобы ты не видела.

Мама отняла от его футболки лицо с черными расплывшимися глазами и спросила с надеждой в голосе:

– Это правда?

Над Кириллом продолжала висеть алгебра. Она непрерывно напоминала о себе, отравляя каждую секунду. Поэтому, сложив в раковину посуду, он поволок себя заниматься.

По пути в комнату его взгляд упал на велосипеды, на которых они с Андреем раньше катались. Почему-то он вспомнил, как во время одного из заездов они купили в парке воздушные шарики и после дышали гелием и ржали, беседуя мультяшными голосами.

У родного отца Кирилла от природы был такой голос, как будто он подышал гелием: высокий и писклявый. Кирилл не любил встречаться с отцом, поскольку на него нельзя было положиться даже в мелочах, и еще он искал любой предлог, чтобы обидеться, так что в его присутствии лучше было молчать. Когда они развелись с мамой Кирилла лет восемь назад, первое время отец приходил повидаться с ним раз в месяц-два, а затем эти встречи становились все более редкими и в итоге сошли на нет, чему Кирилл был только рад.

Сев за стол, он принял решение не смотреть за окно, а сразу открыть учебник. Однако уже на третьей строчке параграфа мысль его, не сумев протолкнуться сквозь нагромождение знаков и слов, зависла. Пару минут он просидел в ступоре и обнаружил себя держащим в руках лист бумаги с пометками красной ручкой. Это была страница из середины статьи Андрея, на которой он остановился вчера.

«Пропоненты биологического направления утверждают, что человек (person) равен своему биологическому телу и что высшая когнитивная деятельность – это всего лишь фаза в его развитии, – прочитал Кирилл. – Однако Унгер считает, что человек – это, фундаментальным образом, его психика, и предлагает гипотетические сценарии, в которых он может быть отделен от своего тела. К примеру, если нейроны его головного мозга по одному, соблюдая определенные условия, постепенно заменять бионическими структурами с идентичными свойствами, а затем получившийся мозг отделить от тела, тело продолжит существовать в вегетативном состоянии, а человек будет в этом случае равен бионическому мозгу».