Литературно-художественный журнал - Журнал «Юность» №06/2021

Внутренний двор представлял собой ровную прямоугольную площадку, заполненную чавкающей грязью. Посреди площадки голуби доклевывали горбушку. Голые, черные от сажи тополя, склонившись над деревянным настилом, образовывали что-то вроде аллеи, ведущей от проходной к отдаленным корпусам. Метрах в тридцати настил причудливо заворачивал, огибая наполовину затонувшую в грязи автоцистерну.

Осторожно ступая по раскисшей от влаги, продавливающейся древесине, я направился к самому крупному строению. Откровенно говоря, я был настолько заворожен этим строением, что несколько раз обошел корпус кругом. В нем не было входа – только окна, заложенные кирпичом, и металлические ступени цвета жженой умбры, ведущие к двери на втором этаже.

Под лестницей невыносимо пахло мочой. Превозмогая отвращение, я стал взбираться.

Площадка, на которой я оказался, дрожала, как корзина воздушного шара. Поскользнувшись, я вцепился в перила, но тут же отдернул руки: прутья текли ржавчиной, как бурое мороженое. На зарешеченной двери болтался замок. Тщательно вытерев руки носовым платком, я стал спускаться.

Не доходя до следующего строения, деревянный настил резко сворачивал к группе индустриальных мегалитов. Я покорно свернул и вскоре вышел к деревянному мосту. Под мостом протекал мелкий ручей, рассекающий территорию завода на две части. Вдали, у забора, горела резина, и вверх к суконному небу поднимался черный гриб, похожий на мантию духа огня.

Я зажал нос, сделал несколько шагов и вдруг за мостом слева от настила увидел еле заметную тропку из притопленных в грязи покоробленных досок. Дощатые «рельсы» кратчайшим путем вели к зданию, более всего напоминающему административный корпус. И я свернул с настила.

Отсыревшие доски с хлюпом били по воде, выстреливая шрапнелью брызг. Джинсы с каждым шагом чернели и тяжелели.

Через десять минут ходьбы впереди замаячил корпус, представлявший собой несомненное исключение на фоне мрачных собратьев.

От корпуса мне навстречу шел мужчина в ватной куртке с мешком за спиной, из которого выпирала резина. Разойтись на двух узких досках было невозможно.

Но я напрасно переживал. За несколько метров мужчина в высоких сапогах вежливо шагнул в грязь и уступил дорогу.

– Извините, пожалуйста, вы не подскажете, как мне найти Валентина Николаевича Скулиса? – обратился я к нему.

– Скулиса? – произнес тот с мечтательной интонацией, с которой впечатлительный юноша произносит имя Виолетта.

– Заместителя директора.

– Ах, замдиректора, – опомнился мужчина и стал внимательно рассматривать меня, заслоняясь рукой от низкого солнца. – Идите к Марье Павловне.

– А кто такая Марья Павловна?

– А это его жена, она у нас главный бухгалтер.

Знаете, где бухгалтерия?

– Не-ет.

– Вот здесь, в этом корпусе, на втором этаже.

– Спасибо.

– Дойдете?

– А бывает, что не доходят? – улыбнулся я.

– Всякое возможно. Вот упадете в грязь, будете барахтаться, а там коллекторы. А то пойдемте со мной, донесем до костра мешок с резиной, и я вас проведу…

– Дойду, я недавно из Якутии. Там вечная мерзлота!

– В Якутии хорошо! – Рабочий взвалил мешок на спину, прочавкал несколько метров по грязи и снова заковылял по доскам.

Хотел бы я отыскать исследователя, способного раскрыть генезис удивительного строения, представшего мне. Огромный параллелепипед из кирпича цвета переспелого арбуза покрывала вуаль из поржавевших труб. Одна, самая толстая, подобно удаву, сокрушающему обвоем кирпичные кости, горела ядовито-желтым цветом. Стены корпуса всей поверхностью продавливались внутрь, словно живот голодающего, а бочкообразная крыша выгибалась вверх, как кошачья спина или маниакальная идея, – хотя по законам физики должно было бы быть наоборот. Из двух соседних строений к параллелепипеду тянулись «мостики дружбы» на железобетонных опорах. К его выступам лепились пристройки: кирпичные протуберанцы с непонятным предназначением.

Из-за груд шлака, похожих на окаменевшие туши бронтозавров, вышли, оживленно беседуя, две чумазые женщины в косынках.

– Извините, пожалуйста, вы не подскажете, где здесь бухгалтерия? – спросил я.

– На втором этаже, сынок. Пройдешь до конца коридора и направо по лестнице. Только сапоги надень.

– У меня нет сапог.

– Так вот здесь, – рассмеялась одна, – они в вагончике всегда лежат.

Я зашел в строительный вагончик, сбросил кроссовки и натянул сапоги.

Далее пришлось идти по щиколотку в густой липкой жиже. В радужной пленке плавали червеобразные резиновые ленты. Под потолком трещали длинные желтые лампы. По обе стороны, наподобие островов, возвышались конвейеры и заброшенные станки, оплетенные африканскими косичками проводов.

В конце коридора я нащупал поворот налево и вдруг наткнулся на что-то живое. Существо взбежало по лестнице и оказалось девочкой в шоколадно-клетчатом платье, розовой куртке и синих резиновых сапожках. На плечи ее падали русые косички, туго перевязанные черными шелковыми лентами. Она была столь болезненной, что, глядя на нее, не верилось, будто существуют другие девочки: дрыгающие длинными ногами, играющие в классики, хохочущие и жизнерадостные.

Помню, я подумал, что растят родители такой цветок в надежде, что из костлявой принцессы разовьется пышная царица, но ведь не разовьется: зачахнет цветок.

А вслух спросил:

– Детка, что ты здесь делаешь?

– Играю.

– Во что?

– В прятки.

– С кем?

– С ним. – Девочка кивнула на плюшевого верблюжонка, которого прижимала к нагрудному кармашку.

– Но он же у тебя в руке? – смутился я.

– Ну и что!

– Дай-ка посмотреть!

– Зачем?

– Хочу посмотреть, сколько у него горбов.

Девочка не шевелилась.

– Верблюды бывают разные: есть одногорбые – дромадеры и есть двугорбые – бактрианы.

– Нет, его зовут Саша!

– А где твоя мама?

– Там, – неопределенно махнула рукой девочка.

Я поднялся еще на один пролет и вышел в коридор. Первая дверь, в которую я толкнулся, оказалась заперта. Следующая – тоже. Все двери в коридоре были заперты, кроме одной – с плексигласовой буквой «Ж». После некоторых колебаний я приоткрыл ее и оказался в вытянутом прямоугольном помещении, стены и пол которого были выложены мелкой плиткой. Из маленьких закрашенных окошек под потолком пробивался тусклый свет. Это был туалет, но перегородки кабинок были снесены, а унитазы расколоты. Дальний конец помещения тонул во тьме.

Под потолком в жестяном абажуре болталась лампочка, одинокая, как гостья из облака Оорта. Табличка со съемными буквами информировала: «В котельной не было травм с___числа___ месяца».