Литературно-художественный журнал - Журнал «Юность» №01/2021

за ним, пародийным уродом,
из темного ужаса родом,
пузырь выплывает свиной —
наполненный не кислородом,
а комплексной нашей виной.

Взлетает над спальным кварталом,
не гелием полон внутри,
а речью – горячим металлом —
с ночными звонками в ноль три.

Летит над березовой Русью,
где грустно поют соловьи,
и весь раздувается грустью,
неверием в силы свои.

С вопросом «Зачем мне родиться?»
минует Кидекшу и Плёс,
и плещется в нем не водица —
а озерце крови и слез.

Летит траекторией длинной,
смородиной над и малиной,
над всей огородной долиной,
подсвеченный солнца лучом,
летит вдоль дороги старинной,
над русской землею былинной —
туда, где веселые дети
играют с футбольным мячом.

И вниз опускается плавно
в финале большого пути,
и в рамках коварного плана
нельзя уже мимо пройти —
в игру интересную влиться
зовет на зеленом лугу,
меняются детские лица,
а как – я понять не могу…

Додумать бы им по сюжету
свиные глаза, пятаки,
убийцу и новую жертву,
топор или руки-крюки…

Он был игрушечный, громоздкий, как рояль,
резиновый и безбородый.
Он не был ни стозевен, ни лаяй,
не выделялся краской и породой.
И братцы сводные, чье имя – баловство,
миниатюрные фарфоровые гномы,
определяли странное родство
как шок и отклонение от нормы.

Виною были разные отцы.
О, made in Россия and Европа…
Убийственные зрели огурцы,
и в зарослях зловещего укропа
стоял он – в подмосковной тишине,
в камзоле, от рассвета до заката —
он, купленный на память обо мне,
с бесплатною доставкой из-за МКАДа.

Я сам, такой же лишний и большой,
в камзольчике и в шапочке с тесьмою,
стоял бы и охотно, и с душой,
между тобой – и тьмою.
Но между мной – и близкими людьми
теперь уже лежит такая бездна,
что даже гномом, пес меня возьми,
на даче появляться бесполезно.

Там родственников кучные ряды
ежевечерне сходятся в беседке,
там облачные тучные гряды
оперились, как белые наседки.
Высоковольтных линий передач
натянуты опасные качели,
и призраки под кровлей этих дач
живут себе, еще не улетели.

Вся эта космогония проста,
на кухне уже точатся ножи и
отрезаны знакомые места —
и мы теперь чужие.

К тебе приплыл жених с материка,
остался, обустроился, обжился.
А я стою – печаль моя крепка.
И краски слой сурово обнажился.

Ручка, ножка, огуречик.
Плащик, крестик, щитик, мечик.
Здравствуй, гордый человек,
ты ведешь неравный бой.

Ты измучен, изувечен.
Но ведь скоро будешь вечен.
Жди, когда наступит вечер,
а пока что Бог с тобой.

Резкий тост с холодной головой!
Голос, крики, ледяной прибой,
Речка разрезает слободу,
Я, качаясь, скоро упаду.

Воздух спертый, душно и темно,
Неба режет черное сукно
Рыболовный месяца крючок,
Я иду, качаясь, в кабачок.

Пусто, странно, горько, тяжело.
На штанах разлитое вино.
Кинул в землю втянутый бычок —
Позади заплывший кабачок.

В жизни больше нечего терять,
Медный крест на ледяной груди.
Пара стопок водки, и опять
Пара темных улиц позади.

В жизни больше нечего ловить —
В лужи больше незачем нырять.
Попрошу на лавочке налить,
Пара темных улиц, – и опять

В горле ком, да мутно на глазах.
В небе ледяной овал Луны.
Звезды, как хрустальная слеза.
Улицы уперлись во дворы.

Я вздохну, но глаз не отведу.
Рядом – ни одной души, и тишь.
Я домой сегодня не приду,
Там, где ты, уже, возможно, спишь.

Окна не горят уже давно.
Катится за горизонт Луна.
Я смотрю нелепое кино:
Наливаю, пью – до дна.

В жизни больше нечего терять,
Медный крест на ледяной груди,
Что-то мне мерещится опять
В темной ночи улиц впереди…

Сыпятся с неба глыбы.
Кожа хрупка, как лед.
Волосы встали дыбом.
Кто-то во тьме бредет.

Лают собаки, воют.
Ночь холодна, темна.
Звезды ковром укроют
Страшные времена.

Это все глупость, право.
Щуря затекший глаз,
Годы спустя, одичало
Вечность глядит на нас.

Бьют сапоги под ритм.
Их не сломать стези.
Втаптывают сердито
В грязь у дорог – стихи,

В мутные лужи – слово,
В мусор оврагов – глас,
И только тьма одиноко
С неба глядит на нас.

Фонари – отпечатки Луны.
Эту схожесть давно заприметил.
Оттого, видно, ярко так светят
Из обжитой своей конуры.

Их в деревне нашей так много,
Что иные из них не видны нам.
Ибо вылезут из тишины
И во тьме стоят одиноко.

А Луна в неба черный гудрон
Обмакнет кисть цветком ванили.
Как же в древности люди жили
Без столба с фонарем под окном?

He свистят надо мною ни пули, ни птицы.
Я сижу не в окопе, а над белым листом.
Не успеет в лесу ко мне Савва явиться —
Раздеру себя сам. Да и дело с концом.

В моем городе снег круглый год – с Первомаем!
Он ложится на землю, как заспанный пес.
Я иду в ночь, к фонарным столбам прилипая,
И несу тебе то, что когда-то унес.

Я верну тебе то, что случайно отнято.
Я верну тебе то, что забыла ты вскользь.
Я такой же, как раньше: нечайно помятый
И гляжу, будто пьяный: с улыбкой и вкось.