Альманах - Крещатик № 94 (2021)

– Не гони беса, Бычков. Вова всё ещё в детстве живёт, стихи пишет, – отозвался Тарас. – Тебе, кстати, нормально за куплеты платят?

– Ты уже спрашивал, – ответил Лутковский. – Не нормально.

– Я уточнить, – дружелюбно сказал Тарас, язвительно улыбнувшись. – Может быть, что-то переменилось.

– Жопа, – кратко резюмировал тему Гена Варламов и отхлебнул кофе.

Все четверо парней только внешне были разные люди. Пожалуй, друг от друга их отличал лишь стиль одежды. Бычков был в наряде нерядового менеджера – темно-синяя рубашка, тёмно-серый костюм и черные туфли. Бордовый галстук был на время снят и небрежно засунут в карман. Тарас Притула сидел на кортах, в брендовых джинсах и футболке. Он с юности так ходил, задолго до того, как стал убеждённым таксистом. Гена Варламов заторможено смотрел перед собой. На нём были серые брюки раннего постсоветского покроя, мятая рубашка и тапочки на босу ногу – короче, костюмный ансамбль городского неудачника, хотя сам он никогда таковым не был. Занимался Гена прикладной математикой в родном киевском Политехе и на всякую одежду было ему давно наплевать. Он еще раз внимательно посмотрел на Лутковского и сказал:

– Неисповедимы пути теории вероятности. Можно было вычислить твоё появление.

– Это по каким признакам? – спросил Лутковский.

– По косвенным.

– А конкретнее?

– Через парадное живёшь. Дорога к магазину за бухлом пролегает аккурат через точку нашего пребывания.

– Что же это сразу за бухлом ты меня посылаешь? – обиделся Лутковский.

– Мы видели тебя с твоим другом военным. Вы с ним бухали. Дальше примитивная логическая цепочка должна привести тебя в магазин.

– Логично, – согласился Лутковский, – только друг не военный.

– А чего в камуфляж тогда вырядился? – спросил Тарас. – Типа герой, уступите место.

– Мне насрать, – перебил тему Гена и, обратившись к Лутковскому, предложил: – Володя, тебе молочка надо похлебать трохи, протрезвеешь слегка для дальнейших подвигов. – И не дождавшись ответа Лутковского, он постучал в окно первого этажа. – Маша, налей Вовочке молока. В окне появилась симпатичная женщина и, скептично улыбнувшись, прокомментировала появление Владимира:

– Все в сборе, – и обратившись к Гене, сурово добавила: – Тебе ещё Иру забирать из садика.

– Мы не пить собрались. Мы просто так, – успокоил жену Гена, принимая из её рук чашку.

– А ты чего на похоронах не маячил? – спросил Костя Бычков Лутковского.

– А ты что, специально приехал? – перебил вопросом его вопрос Владимир.

– Нет. Мой младший брат с этим Глотой учился и тусил. Позвонил сегодня, мол, не западло двести баксов одолжить. Они там со своими корешами типа на памятник сбрасываются. Короче, слово за слово, и я тут. Приезжаю, малой в финале. Квартира обрыгана. Ну и понял я, что помянули хлопца по-человечески. Положил гроши под бутылку. Вышел во двор. И вот стою с вами.

– А что младший, на поминках так нарезался? У тёти Вали, что ли? Что это вообще за оргия? – спросил Тарас Притула.

– Нет. Точно не там. Под забором, наверное. Я знаю их компанию, они нормальные и деньги точно на памятник пойдут. Просто напились сгоряча. В общем, железный повод у пацанов.

– Хрень какая-то, – нервно проговорил Тарас. – Пришёл пацан с войны и на тебе, зажмурился.

– Причём по собственной воле, – констатировал Гена Варламов. – Салямалейкум, ты от брата подробностей не слышал?

– По телефону спрашивал. Ничего конкретного. Брат кацапов во всём винит, – пожав плечами, ответил Костя Бычков.

– Кацапы-то кацапами… – пробормотал Варламов и замолчал, не став продолжать свою мысль.

– Ты сам-то кто? С Горького к нам приехал, – усмехнулся Бычков.

– А ты кто? – спросил Костю Лутковский.

– Ладно, хватит пургу гнать, – перебив этот разговор, сказал Тарас. – А то договоримся до срача.

Все замолчали. Повисла нелепая и неловкая пауза. Лутковскому сразу стало неуютно в этой внезапно проявившейся атмосфере. Он почувствовал, что и его приятели испытывают точно такой же дискомфорт. Молчание трансформировалось в пустоту, из которой хотелось немедленно уйти. Всё должно было окончиться парой дежурных фраз, после которых все бы разошлись в разные стороны, но Бычков неожиданно продолжил тему:

– Я когда в Самарканде жил, узбеки там были самыми лютыми националистами. Они всех белых людей русскими называли. Вот интересно, у тех пацанов, с которыми я тогда тусил, какие национальности были?

– Разные, – ответил Лутковский отхлебнув из чашки.

– Зато мы сейчас все узбеки, – усмехнулся Тарас.

– В смысле? – спросил Варламов.

– В смысле, кто не с нами, тот кацап, – ответил Лутковский.

– Кстати, – задумчиво сказал Тарас, – а как мы называем этих узкоглазых?

– Узкоглазыми, – ответили в унисон Варламов и Лутковский.

– А, ну да, – махнул рукой Тарас.

– Что-то много на себя берём – узкоглазые, черножопые, кацапы. Мечты о мировой гегемонии – это для нас равно состоянию аффекта, – усмехнулся Лутковский.

– Так это у всех так. Моё село найкраще – критическая формула, оправдывающая агрессию против соседнего села, – заявил Варламов. – И без всякого аффекта.

– Преступления, совершённые в таком состоянии, не караются законом, – убеждённо сказал Тарас.

– Брехня, – ответил Бычков. – Это в исключительных случаях работает. Типа, на твоих глазах твоего ребёнка убили, и ты в полной невменухе чудишь с топором в руках, а после, очнувшись по колено в крови, заявляешь на себя в мусарню, мол, пидор я гнойный и вонючий, вяжите меня по рукам и ногам. Тогда тебя помещают в самый строгий дурдом и после успешного лечения отправляют на выписку.

– А Глота, интересно, тоже в аффекте на себя руки наложил? – спросил Притула.

– Вполне вероятно, – ответил ему Варламов. – А хули. Все эти иконы как-то ненормально смотрятся в этом контексте.

– Жутко, – уточнил Лутковский и с удовольствием констатировал: – хорошее молоко у тебя, Гена. Я такого сто лет не пил.

– Это козье, Маша где-то покупает, – скоро проговорил Гена и вернулся к прежней теме: – Может, на эту жуть этот Олег и рассчитывал. Даже если это аффект, то явно парень думал об этом. Смотрится как акция.

– Типа привлечь общественность к проблемам ветеранов, – злобно усмехнулся Лутковский, вспомнив недавнюю беседу с журналистами.

– Иди, поговори об этом со своими коллегами, – ответил Варламов.

– Уже поговорил, – скептически сказал Лутковский. – Вы что, не видели, как я интервью давал?

Друзья молча посмотрели на Лутковского. Владимиру сразу стало неуютно от этих взглядов – тесно и душно, как в комнате, переполненной незнакомыми людьми. Он мгновенно сообразил, что хорошо было бы сейчас попрощаться и покинуть компанию, но такая поспешность могла показаться чересчур вызывающим жестом. «Как ни крути, но это самый плохой вариант из возможных», – думал Лутковский, большими глотками поспешно допивая молоко. Как человек с развитым воображением, Владимир понимал, что после такого бесславного бегства, он, пожалуй, начнёт избегать встреч с друзьями. Представив себе возможные насмешки в свой адрес, тут же понял, что сам конструирует себе проблему.