Альманах - Труд и досуг

Современный «продвинутый» офис существенно отличается от образца десятилетней давности, где работники трудятся, словно пчелы в сотах, разделенных перегородками из прозрачного оргстекла. Сотовая ячейка как образ обезличенной эксплуатации умственного труда сегодня уступает место «дому» как символу отсутствия этой эксплуатации. Организуя офисное пространство по модели дома, работодатель создает иллюзию свободного труда и делает все для того, чтобы работник по «собственному» желанию допоздна засиживался на «работе».

Все то же самое можно сказать и о пространстве досуга. Диффузия границы предполагает перенос труда в жилое помещение, которое с появлением в нем компьютерного стола становится уменьшенной копией офиса, а точнее, его продолжением. Мобильные устройства и приложения довершают этот процесс тем, что переносят труд в трансграничное пространство улиц, парков, кафе и сетей общественного транспорта. Квинтэссенцией трансграничного труда/досуга является фигура фрилансера – современного номада, кочующего по городским локусам и создаваемым «кочевьям» хакерспейсов и коворкингов.

Спрашивается, а какие изменения в связи с этим претерпевает темпоральная структура? Временна́я диффузия труда и досуга аналогична физическому процессу: она так же происходит в двух направлениях от границы соприкосновения, которая в результате становится условной, подвижной, пунктирной, текучей и относительной. Досуг вторгается в рабочее время как время относительного безделья, а рабочее время включается в структуру «свободного времени» в виде добавочного труда. Такое взаимопроникновение и инклюзия расщепляют темпоральную структуру деятельности: внутри нее образуются временны́е разрядки, лакуны, которые оказываются маргинальными по отношению к дисциплинарному разграничению работы и праздности, труда и безделья.

Маргинальное время труда складывается из вынужденных простоев, перекуров, обеденного часа, офисных «чаепитий», общения в социальных сетях и подобных вкраплений нетрудового времени. Маргинальное время досуга складывается из «работы на дому», а также лени, которые дробят единство внерабочего времени на фрагменты, перфорируют его. Иными словами, труд и досуг существуют не только за пределами, но и внутри друг друга, образуя пограничные области.

Если в рамках фордистской модели распределения времени такие вкрапления имеют регламентированный характер и регулируются логистически обоснованным ритмом производства, то в экономике знаний такая регламентация во многом ложится на плечи самого работника и зависит от его личной мотивации и ответственности. Примером может служить автоматический способ учета времени в труде программиста. Тайм-менеджер, интегрированный в программную оболочку, будет суммировать время введения программного кода с клавиатуры и компьютерной мыши, определяя время «простоя» и высчитывая «человеко-часы». Однако такой тайм-менеджмент не позволяет распознать содержательный аспект действий, равно как и производственных пауз, которые могут быть связаны как с бездельем, так и с напряжением творческого процесса. По этой причине работодатель заранее рассматривает паузы как право «тупить», а условные «перекуры» – как необходимую часть рабочего времени, предоставляя работнику в значительной мере самому осуществлять контроль рабочего времени.

Строгое дисциплинарное распределение времени в идеале могло быть осуществлено только в рамках фордистской модели с ее конвейером и пресловутым заводским гудком. Между тем эта модель в значительной мере была уже заложена и подготовлена в рамках классно-урочной системы образования с ее уроками, переменами и установкой на учебу «от звонка до звонка». Этому способствовала и традиционная мораль, которая нашла свое выражение в идиоматическом ряду: «Делу время, а потехе час», «Кончил дело – гуляй смело», «В субботу – на работу, а в воскресенье – на веселье», «Кто не работает, тот и отдыха не знает», «Без труда и отдыха нет» и т. п.

Однако многое меняется на стадии постиндустриального модерна, когда жесткая дисциплинарная машина распределения времени распадается. Это выражается не столько в переводе работника на индивидуальный график или же в переходе к удаленному труду, как и дистанционному образованию, сколько в утрате внешнего и внутреннего контроля над их содержанием. Проблемой современного фриланса является не столько сам труд, сколько усилия, затрачиваемые на его поиски, организацию и, соответственно, самоорганизацию. Помимо того что эти усилия лишают фрилансера досуга, они переполняют заботами его безделье. Диффузия линии разграничения идет на встречных курсах: труд перемежевывается с бездельем и досугом, а в темпоральную размерность праздности и лени постоянно вторгается рабочий процесс, создающий неспецифическое для досуга трудовое напряжение. Как пишет об этом А. Корсани, «прерывистый характер занятости представляет собой не чередование периодов интенсивного труда и отдыха, он воспринимается, скорее, как дробление времени, того постоянно ускоряющегося времени, над которым мы теряем контроль» (Корсани, 2015. С. 66).

Дробление темпоральной структуры труда и досуга (а для этого существует множество условий и соблазнов) порождает темпоральную дезориентацию , которая выражается в нарастающем ощущении хаоса и распада самого субъекта по отношению к тому, чем он в действительности занят. Поэтому и самозанятость становится едва ли не основным занятием фрилансера. Постоянное чередование темпоральных режимов – «то труд, то досуг» – сначала смещается в неопределенность «то ли труда, то ли досуга», а в итоге сваливается в состояние «ни труда, ни досуга». В силу специфики самого труда современный офисный работник «между делом» может заниматься всем, чем угодно: слушать музыку, «гонять чаи», решать кроссворды, просматривать популярные журналы и новостные ресурсы, вести переписку в социальных сетях и т. п. В состоянии «между делом» может быть проведена бо́льшая часть рабочего времени. Такое дробление темпоральной структуры можно назвать шизоидным, то есть расщепляющим, что сегодня является настоящей проблемой, которая выражается, например, в том, что перепутавший день с ночью офисный работник не может в моменте времени определить, работает он или бездельничает. А. Корсани весьма удачно называет этот феномен «хронологической дезориентацией» (2015).

Классическая (фордистская) модель распределения рабочего и свободного времени, как известно, рассматривала досуг в довольно утилитарном смысле – в качестве источника и условия рекреации рабочей силы. Безусловный приоритет труда и подчиненный статус досуга соответствовали самой природе «дисциплинарного общества», формирование которого М. Фуко связывал с европейским модерном (Фуко, 1999). В Новое время встал во весь рост «фаустовский человек» – человек дела, гигантская тень которого накрыла не только время праздности и лени, но и время досужего созерцания и религиозной молитвы. Модернизация, охватившая все стороны жизни, захватила и время, которое в буквальном смысле стало новым .