Альманах - Альманах «Российский колокол» № 4

Он уже идет навстречу,
Он кричит нам: «Покалечу!»

Мы скорей назад, в подъезд,
Ведь иначе он нас съест!

Прибежали мы домой,
Фу-ты, ну-ты, боже мой!

Тут и кончилась прогулка,
По-то-му что э-то ут-ка.

Как-то мне приснился сон,
Будто в дом явился слон.
С ним была еще и утка,
Привезла ее маршрутка.

Прилетел и воробей,
Прочирикал: «Не робей,
Все мы – люди, звери, птицы,
Жить порознь нам не годится.

Будем жить здесь, как в хлеву,
И во сне, и наяву».
Так глаголил воробей
От себя и за зверей.

Я подумал: «Что за бредни,
Перепил вчера я бренди».
И… проснулся. Кончен сон.
Слава богу, я спасен.

Тридцать три и три кота
И четыре кошки…

Как-то в полдень три кота,
С ними еще кошка
Собралися у пруда
Отдохнуть немножко.

Впереди большущий кот,
Эдакий котяра,
Жрет, зараза, антрекот,
На других не глядя.

Кошка смотрит ему в рот,
Хлопает глазами,
А он жрет себе и жрет,
Шевелит усами.

Сцену эту видел я,
Сидя у окошка.
Точно было три кота,
А еще и кошка.

В Москве режим самоареста.
Погасли свечи, свет померк.
Не нахожу себе я места,
Окончен жизни фейерверк.

Сижу без срока, без причин
За то, что слишком долго жил,
Что так решил высокий чин,
Короче, ясно – заслужил.

Гулять, дышать без разрешенья,
Весну в Сокольниках встречать,
В церквях вымаливать прощенье
Теперь нельзя – на всем печать.

Когда ж иссякнут злоключенья,
Увижу ль снова город мой?
Туманны властные реченья,
Молчит и вирус, он немой.

Мне мало надо: краюху хлеба
И каплю молока,
Да это небо,
Да эти облака.

Мне надо много:
И вдаль дорогу,
И шторм на море,
И штат Небраска,
Хвалу и горе,
Любовь и ласку.

Прости мне все: и боль, и радость,
Мои свершенья и грехи,
И наших встреч с горчинкой сладость,
И эти самые стихи.

Как бесподобен Сталин был,
Как был всегда уравновешен,
Как убежденно говорил,
Как слог его был тверд и взвешен,
Как, ни на йоту не смутясь,
Он слал соратников на казнь,
Легко, как совершая чудо.
Смердящий именем своим,
Пади и смолкни перед ним,
О, ты, ничтожный червь, Иуда!

А полководцем был каким?
«Архистратиг», без возражений!
Победа шла вослед за ним
Без нареканий и сомнений!
Он мог без войска побеждать –
Зачем Титану мысли рать?
Так, в амплуа известном самом
Он в сорок первом выступал,
Где армию Адольфу сдал
Со всем ее «военным хламом».

Когда союзничек шальной,
Гонимый жаждой неуемной
Владеть еще одной страной,
Напал внезапно, вероломно,
Наш вождь, решительный в бою,
Геройски армию свою
Повел отважным капитаном,
Как кормщик челн через моря,
Сдав в плен к седьмому ноября,
С повышенным справляясь планом!

А те, кого он расстрелял,
Не вызывают сожалений:
Какой-то маршал, генерал…
Ну кто они? А он же – гений!
Будь они живы, все равно
Сегодня так же, как давно,
Их ожидала бы могила
Как забытье и вечный тлен:
Сдать армию такую в плен
У них ума бы не хватило!

А то б они (еще чего!)
С границы немца повернули
И по-кутузовски его
В говно бы мордой окунули,
И нам пришлось бы пожалеть,
Что не сумел он посмотреть,
Фашист – «союзник благородный», –
Какой в то время был у нас
Занятный для сторонних глаз
Наш бардачище всенародный.

Ильич, как пастырь, нас считал
По головам и, безусловно,
В своих записочках писал:
… «всех уничтожить поголовно».
Но мы, ничуть не осерчав,
Душевно любим Ильича;
А он, гигант военной мысли,
Был прозорливей Ильича
И как стратег, не сгоряча
Нас мудро винтиками числил.

Как Церетели угадал
Надежды наши, если б рядом
С кремлевской башней изваял
Отца народов с голым задом.
На дифирамбы не скупа,
Тогда б фанатиков толпа
На Красной площади галдела,
Свое здоровье не щадя,
И вечно задница вождя,
Вся зацелована, блестела.

Мы любим Сталина не просто так,
И я твердить об этом не устану,
Мы любим Сталина за то, что нас по плану
Уничтожал как бешеных собак.