Альманах - Альманах «Российский колокол». «Новые писатели России». Литературная премия М. Ю. Лермонтова. Выпуск №5

В своих «Воспоминаниях» Ахматова уточняет: «У меня никогда не было испанской шали, в которой я там изображена, но в то время Блок бредил Кармен и испанизировал и меня (Ахматова имеет в виду увлечение Блока Любовью Александровной Дельмас, прославленной исполнительницей роли Кармен. – Н. Г.). Я и красной розы, разумеется, никогда в волосах не носила» (2, 137).

Литературные портреты Ахматовой передавали не только неотразимое воздействие её необычной красоты, но и печать избранности. В книге «Дневник моих встреч» Ю. П. Анненкова читаем: «Всякий раз, когда я видел её, слушал её чтение или разговаривал с нею, я не мог оторваться от её лица: глаза, губы, вся её стройность была тоже символом поэзии» [6] Анненков Ю. П. Дневник моих встреч. Т. 1. С. 107. .

Анна Ахматова, по словам С. М. Городецкого, являла собой олицетворение Музы поэзии. Она была самой Поэзией.

О несомненном ощущении таланта в Ахматовой говорит и О. Мандельштам:

«Печатью Господней» была поэзия. Лишь ей принадлежала душа Ахматовой. Об этой единственной принадлежности – пронзительные строки Николая Гумилёва, который раньше других разгадал эту душу:

«Златоустой Анной» [10] Цветаева М. И. Поклонись Москве…: Поэзия. Проза. Дневники. Письма. М.: Московский рабочий, 1989. С. 88. называла Ахматову Марина Цветаева, не только отдавая ей первенство в поэзии, но и даря любовь своего сердца:

Невозможно рассказать обо всех посвящениях Ахматовой, которые могут составить солидную антологию [12] Первая антология посвящений А. А. Ахматовой, составленная искусствоведом и литературоведом Э. Ф. Голлербахом, была издана в 1925 г. и включала 20 стихотворений. . Так же, как её живописные портреты могли бы заполнить собой особую, ахматовскую галерею.

Начало XX века – неповторимое время. «Поэзия жила тогда внушениями живописи, а живопись – поэзии» [13] Носик Б. М. Анна и Амедео. История тайной любви Ахматовой и Модильяни, или Рисунок в интерьере (Документальная повесть). М.: ОАО Издательство «Радуга», 1997. С. 170. . Образы поэтов служили идеалом для художников.

Анна Ахматова обладала поразительной внешностью. Её современник Г. В. Адамович вспоминал: «…красавицей она не была. Но она была больше, чем красавица, лучше, чем красавица. Никогда не приходилось мне видеть женщину, лицо и весь облик которой повсюду, среди любых красавиц, выделялся бы своей выразительностью, неподдельной одухотворённостью, чем-то сразу приковывавшим внимание» [14] Там же. С. 67. .

Это подтверждает и Николай Недоброво, друг Ахматовой, эстет, человек большого вкуса: «Попросту красивой назвать её нельзя, но внешность её настолько интересна, что с неё стоит сделать и леонардовский рисунок, и гейнсборовский портрет маслом, и икону темперой, а пуще всего поместить в самом значащем месте мозаики, изображающей мир поэзии…» [15] Там же. С. 66–67. . Уместно сказать, что спустя сорок лет такая мозаика была сделана Борисом Анрепом для Лондонской Национальной галереи.

Ещё при жизни Ахматовой её портреты пишут Альтман, Делла-Вос-Кардовская, Анненков, Петров-Водкин, Осьмёркин, Тышлер… Перечень таких имён можно продолжать долго.

И всё же первое место в портретной галерее Анны Ахматовой, несомненно, принадлежит удивительному по силе выразительности рисунку Амедео Модильяни.

Художник утверждал: «Линия – это волшебная палочка; чтобы уметь с ней обращаться, нужен гений» [16] Цит. по: Филатова Л. Судьба художника // Календарь «В мире прекрасного». 1984. 16–30 ноября. . В совершенстве владея «волшебной палочкой», он создавал свои рисунки мгновенно. Всего пять-шесть выразительных летящих линий – и перед нами монументальный, скульптурный портрет Ахматовой.

Рисунок А. Модильяни, как говорила она сама, был единственным её достоянием. Все последние годы он неизменно висел у неё в изголовье.

Искусствовед Н. И. Харджиев по просьбе Анны Андреевны написал об этом рисунке небольшую заметку, в которой отмечал, что образ Ахматовой у Модильяни похож на «аллегорическую фигуру «Ночи» на крышке саркофага Джулиано Медичи, этот едва ли не самый значительный и таинственный из женских образов Микеланджело» [17] Харджиев Н. О рисунке А. Модильяни // Ахматова А. А. Сочинения: В 2 т. М.: Панорама, 1990. Т. 2. С. 234. .

В целом же портрет Ахматовой – это вневременной образ поэта, «прислушивающегося к своему внутреннему голосу.

Так дремлет мраморная «Ночь» на флорентийском саркофаге. Она дремлет, но это полусон ясновидящей» [18] Там же. .

Эта заметочка Харджиева очень понравилась Ахматовой: всё было сдержанно и возвышенно.

Искусство «волшебной палочки», о котором говорил А. Модильяни, продолжил и по-своему воплотил в своих знаменитых портретах Ю. П. Анненков. Он создал два портрета Ахматовой. Вот что сам художник рассказывает о работе над ними: «Печальная красавица, казавшаяся скромной отшельницей, наряженной в модное платье светской красавицы. Я сделал с Ахматовой в 1921 году два портретных наброска: один – пером, другой – в красках, гуашью» [19] Анненков Ю. П. Дневник моих встреч. Т. 1. С. 114. .

Оба эти портрета, говоря словами писателя Е. И. Замятина, можно назвать «портретами бровей Ахматовой». «От них – как от облака – лёгкие, тяжёлые тени по лицу, в них – столько утрат. Они как ключ к музыкальной пьесе: поставлен этот ключ – и слышишь, что говорят глаза, траур волос, чёрные чётки на гребнях» [20] Замятин Е. И О синтетизме // Анненков Ю. П. Дневник моих встреч. Т. 1. С. 14. . В этих портретах тот же вневременной синтетический образ поэта, в котором отражается не только биография конкретного человека, но и биография эпохи.