Юрий Игрицкий - Россия и современный мир №1 / 2018

Но близилась война и, конечно, в окружении юного императора были те, кто пропагандировал активные военные действия против «корсиканского выскочки». Сторонники так называемой «русской партии» противостояли партии «вечного мира». Наполеон называл этих людей «une trentaine de freluquets, que sous différens titre environnent l’empereur de Russie» или просто «ces trente freluquets» 4 4 «Тридцать хлыщей, которые под различными титулами окружают императора России», «эти тридцать хлыщей» – фразы из 30-го, «аустерлицкого», бюллетеня Великой армии (12 фримера / 14 (3) декабря 1805 г.). , и был уверен, что им платит жалованье английское правительство, а император Александр находится под их полным влиянием [56, p. 493, 501]. Один из современников, граф Александр Ланжерон, остроумно констатировал: «Их было не тридцать, но к несчастью, их было слишком много. Впрочем, Наполеон нашел верное слово…» (цит. по: [50, с. 284]). Взгляды членов «русской партии» были националистические, даже «ура-патриотические».

Главой партии был энергичный и амбициозный князь Петр Петрович Долгоруков-младший. Он известен в истории прежде всего своей дипломатической встречей с Наполеоном в ноябре 1805 г. По мнению многих современников, именно поведение князя стало причиной Аустерлицкого разгрома союзных русско-австрийских войск 5 5 Долгоруков держался с французским императором высокомерно, а по возвращении в Главную квартиру представил дело так, будто Наполеон испугался силы Русской армии. Последовало решение союзников атаковать французские войска и катастрофическое поражение. Подобные суждения можно найти в переписке и мемуарах той поры. См., напр.: [35, с. 18, 22, 41]. .

Но роль Долгорукова при александровском дворе, его отношения как с императорским окружением, так и с самим монархом, конечно, не ограничиваются незавидной репутацией самоуверенного придворного, который не сумел разгадать гениальную провокацию великого Наполеона. Выполняя сложные дипломатические поручения, князь имел и военные таланты, он занимал далеко не последнее место в придворной иерархии, составляя оппозицию «молодым друзьям» императора (см. об этом подробнее: [12]).

«Космополиты» убеждали государя, что некоторое изменение существующих границ для восстановления польской государственности обеспечит прочный мир в Европе и защитит ее от Наполеона. Война же с Наполеоном – особенно после трагедии Аустерлица – отнюдь не необходима.

Ближайший друг Чарторижского, граф Павел Строганов, в декабре 1805 г. писал ему из Берлина о желательности «заключить внезапный союз с Бонапартом и вместе есть пирожные» [32, с. 346] 6 6 Оригинал на французском. . В начале 1806 г. он подал императору официальное «мнение», в котором заявлял, что «в настоящем положении польза России требует, чтобы кабинет наш не пренебрег никаких средств, достоинству Е[го] И[мператорского] В[еличесст]ва соответствующих, сблизиться с Франциею». Того же мнения придерживался и сам князь: «Сохранение мира и всеобщего спокойствия Европы с самого начала 1801 года было всегдашним и постоянным предметом попечения российского двора. Для достижения сей главной политической цели надлежало возобновить прежнее доброе согласие, существовавшее в сношениях между Россиею и Франциею до времени революции, и для пользы общего дела надлежало пожертвовать всеми другими уважениями» [44, с. 217; 49, с. 200].

Долгоруков же обещал Пруссии помощь в случае, если та решится воевать с Наполеоном [30, с. 233]. Строганов, так же как и его конфидент князь Адам, был раздражен, считал Долгорукова виновным во всех бедах, а деятельность его не только бесполезной, но и вредной.

Долгоруков же, должно быть, искренне верил в благотворность и необходимость своих действий. Он внушал юному царю: «Вы единственный, государь, кто имеет возможность, средства и желание спасти Европу; но имея дело с деятельным врагом, ему противопоставляют такую же активность, чтобы быть уверенным в победе над ним» [35, с. 93–94] 7 7 Оригинал на французском. .

После Аустерлица, вопреки общей убежденности в невозможности продолжить войну, Долгоруков не отказался от своей риторики: «Вы единственный среди государей Европы, кто своей властью и всеобщим доверием, которое внушает Ваш образ действий и Ваша решимость, может еще его (Наполеона. – А. Г. ) остановить <���…> Вы можете еще одержать победу в этом прекрасном деле, защитником которого Вы объявили себя в глазах всей Европы и которым Вы удостоились всеобщего поклонения» [35, с. 32] 8 8 Оригинал на французском. .

За этими словами – целая стройная концепция. Александр должен стать спасителем Европы. Такая роль – нечто существенно отличное от «арбитра мира», которым видел русского императора Чарторижский и его окружение. Гению Наполеона должен быть противопоставлен не миротворец, не верховный судья мирного европейского порядка (на эту роль претендовал сам Бонапарт), а мессия 9 9 Одна из идеологических моделей дискредитации Наполеона, разработка которой началась как раз в декабре 1806 г., – легенда о Наполеоне-лжемессии и Наполеоне-Антихристе (см., напр.: [26, с. 63–64, 301; 18, с. 38–39; 15, с. 235–236; 16, с. 84–85; 31, с. 130–131]). В соотнесении с метафорой «Александр – спаситель Европы» она создавала аллюзивную библейскую схему. .

Как-то в присутствии государя Долгоруков заявил Чарторижскому: «Вы рассуждаете, милостивый государь, как польский князь, а я рассуждаю, как русский» [35, с. 11].

Чарторижский действительно был поляком, и этого было достаточно для обвинений. По меткому замечанию А.Л. Зорина, поляки «воспринимались как пятая колонна внутри империи» [17, с. 165]. Ф.Ф. Вигель писал: «Князь Адам Чарторижский <���…> сделался всем ненавистен. В средних классах называли его прямо изменником, а тайная радость его при виде неблагоприятных для нас событий не избежала также от глаз высшей публики» [8, с. 404–405]. Чарторижский признавался в мемуарах: «Русские воображали себе, что я тайно сочувствую Франции» [54, p. 351]. «Изменнический» мотив дискредитации оппонентов окажется значимым и в дальнейшем.

Во время военных действий 1806–1807 гг. возобладала одна модель – «спасение», в данном случае спасение Европы. Борьба за влияние переносится в главную квартиру армии и касается в основном военных дел. Так или иначе, к моменту заключения Тильзитского мира, когда противоборство придворных вернулось от бивуаков в дворцовые залы, лица при дворе сменились 10 10 В декабре 1806 г. умирает Долгоруков. Полугодом ранее, в июле, подал в отставку Чарторижский. Утратив влияние на императора, хотя и сохранив личное общение, он перестал играть при дворе былую роль. В.П. Кочубей покинул пост министра внутренних дел в ноябре 1807 г. по причине слишком заметной для послетильзитской России симпатии к Англии. Что касается находившегося в Лондоне Строганова, то он, поняв, что в Петербурге все изменилось и «друзья его сошли со сцены», принял решение покинуть гражданскую службу. Он ушел со всех высоких государственных постов еще раньше Кочубея, в марте 1807 г., и поступил в действующую армию, добровольно отказавшись от придворного влияния. Из друзей юности рядом с Александром остался лишь Н.Н. Новосильцев, однако и тот уже никогда больше не пользовался прежним влиянием. В 1809 г. он уехал в Вену. .