Сергей Цветков - «ЕСЛИ» №6(208) 2010

По его мнению, ствол, предположительно отлитый из бугроватого чугуна, должен составлять не меньше полутора метров длины и двадцати пяти сантиметров ширины в самом узком месте. Из детских книжек о пиратах у Сэма сложилось мнение, что мортира — страшное оружие не самого дальнего действия, стреляющее ядрами размером с крупный резиновый мяч. Но ничего похожего на участке не нашлось.

В расстроенных чувствах, оставив хозяев заполнять длинномерные анкеты, Сэм спустился в сад. Целью его было незаметное деревянное сооружение, традиционно возводимое на всех садовых участках.

Поселок селенитов проектировался под одну, человеческую гребенку. Без учета физиологии поселенцев, не принимая во внимание индивидуальные особенности лунных питомцев, на каждом участке строился дом с тремя спальнями, двумя санузлами и одним большим залом. Кроме этого, в обязательном порядке собиралась тесная дощатая избушка ограниченного применения с затейливым окошком в виде сердечка. Русские называли ее «tualet tipa sortir».

Вот в этот «типа сортир» и направился констебль.

И его счастье, что он направился туда в разведывательных целях, а не тех, для которых сортир, собственно, был предназначен. Ибо сантехнического оборудования в туалете не обнаружилось. Зато обнаружился искомый ствол мортиры, стоймя занимавший основное пространство туалета. Кроме того, внутренняя поверхность домика оказалась обита металлическими листами. Констебль ошалело оглядел эту невероятную конструкцию и протиснулся внутрь. Этот незамысловатый шаг оказался самым опрометчивым из того, что Сэм успел сделать в жизни.

Дверь немедленно захлопнулась, и полицейский остался один взаперти.

Кен был на дежурстве и домой вернулся только вечером. Вот тут-то я его обрадовала.

«Чушь собачья! Какой садок? Жабицкие нерестились в мае, я сам их возил в перинатальный центр! — Кен фыркал, морщил нос и вообще был вне себя от возмущения. — Труба из ямы? Система охлаждения импульсного генератора, все ясно. А что хотел Сэм?»

Я не смогла ясно сформулировать, чего хотел полицейский, и протянула брату бумагу, которая выпала из его шляпы. Кеннет некоторое время разглядывал Сэмовы каракули, потом взвился почище Майка Бэтмена. Он рычал, ворчал и размахивал руками, пытаясь мне, тупой и растерянной, что-то объяснить.

Наконец, немного придя в себя, он написал: «Это не дезинтегратор».

— Почему? — спросила я.

«Для дезинтегратора не хватает войлочных подметок, титановой лопаты и стеариновых свечей. Жабицкие строят ракету!»

— Зачем? — спросила я.

«Наверное, чтобы лететь на Луну», — у Кена на морде появилось мечтательное выражение. Он бы сам с удовольствием слетал, Луна манит его и притягивает. Но селенитам путь на спутник Земли заказан. Что-то происходит с ними там, в пыльном пространстве открытого космосу мира. Говорят, они становятся истинными селенитами.

Человечество готово принять странных разумных существ-гибридов, кормить и ухаживать за ними, как за зверюшками в зоопарке. Но терпеть постороннюю цивилизацию у себя под боком — никогда!

— Точно! — обрадовалась я. — Значит, все в порядке. Никто ничего разрушать не будет, и никто не пострадает. Разве что лунный пилот, но он сам нарвался.

Кен наморщил нос и тихо зарычал.

— Что не так? — спросила я.

Брат посопел, пофыркал и тщательно вывел: «Импульсный генератор такой мощности без промышленной защиты превращает в кашу мозги людей в радиусе трех километров».

Я прочла два раза, и только потом до меня дошло.

— У людей. А у селенитов?

И мой брат отвернулся.

Понимаете?

Мой брат отвел глаза и отвернул морду.

Мой младший братик, которого я носила на руках, пела ему песни. Бог ты мой! Я вытащила Кена из зверинца, куда его сплавил преступный директор Дома малютки. Я просиживала ночи возле него, когда он болел своими странными детскими болезнями, обивала пороги фондов в поисках денег. Я… да что там говорить.

Странную шутку сотворила Луна с людьми, с теми, кто беспечно пришел ее покорять. Мы бредили Луной, мечтали о ней. На десятилетие мне подарили самую настоящую ракету, я носилась с ней как с писаной торбой, мечтала, что вслед за мамой и папой тоже полечу на Луну. И никто не подозревал, что лик спутника Земли коварен и переменчив.

Драгоценный лунный газ, добывавшийся в ее недрах, роковым образом влиял на наследственность, вызывая невероятные мутации.

Когда моя мама, вернувшись домой, родила братика — забавного, лохматого, желтого, как цыпленок, — отец еще держался. Но когда она снесла яйцо, он не выдержал, объявил ее «дьявольским отродьем» и уехал в неизвестном направлении, оставив ее одну — высиживать. Сестренка родилась слабенькая, долго училась ходить, потом летать, но мама не дожила до этого дня. Она тихо угасла, препоручив заботы о потомстве государству.

Если бы я не вырвала из рук так называемого государства эту заботу, что было бы с моим дорогим братом? И сестрой? Это в наше время США на правах первооткрывателей Луны взялись за обустройство селенитов, создали государственную программу, построили поселки вдали от городов, в благодатной местности. А тогда лунные отпрыски считались просто уродами, и нам приходилось буквально выживать на скудное пособие.

И вот теперь он от меня отвернулся!

— Ар-р–р, — сказал мой брат.

Это первое слово, которому он научился. Не «папа», не «мама» и не «дай», как все интернатские. Армилла — так меня зовут.

Я знаю, что у селенитов мозги устроены по-другому. У них биотоки настроены в другом диапазоне, иная структура нервных клеток. Они откуда-то знают вещи, о которых земные ученые слыхом не слыхивали.

Но я никогда не делила близких на людей и селенитов.

А брат, родной брат отвернулся…

— Ар-р–р, — повторил Кен и повернул мой стул к теледоске.

На ней было не набрано на клавиатуре, а накарябано когтем (зацените!): «Я сделаю все, чтобы с тобой ничего не случилось».

В сортире Сэмюель провел около тринадцати часов, и это были не лучшие часы его жизни.

Во-первых, мортира занимала почти все пространство внутри домика, оставляя для полицейского углы, в которых можно было лишь стоять. Во-вторых, туалет все-таки иногда использовался по прямому назначению; выгребная яма, придавленная мортирой, нещадно воняла на жаре, и вокруг жерла вились жирные навозные мухи.

Ближе к полудню проявилось еще одно подлое свойство кустарной тюремной камеры: листы железа от жары раскалились и стали жечь сквозь одежду.

Сначала Сэм неистово дергал дверь, наивно полагая, что она заперта лишь на ветхую вертушку. Однако, когда его глаза привыкли к полумраку, обнаружился магнитный замок, надежный, как Национальный банк. Постояв, скрючившись, на одной ноге, потом на другой, Сэмюель попробовал подвинуть мортиру, но та находилась в углублении и сдвигаться не собиралась. Из последних сил он протиснулся между стволом и дверью и приник к единственному источнику света и воздуха — окошку в виде сердечка.