Журнал «Если» - «Если», 2009 № 02

«Хоть бы он согласился, — подумала Янина о поэте. — Если он откажется… Будет ли это оскорблением?» Она уже жалела о своем порыве. А сдержись она, откажись приглашать поэта — сейчас жалела бы о нерешительности и трусости. Есть ситуации, в которых всегда себя ругаешь, проще с этим смириться и перетерпеть всего несколько минут. «Сейчас вернется Илли, и мы все узнаем, да, мы все узнаем…»

Площадь, где ожидали экипажи, была окружена оградой со многими калитками: простых горожан туда в поздний час не пускали. Янина вытащила из рукава узкий бумажный прямоугольник, сунула в щель тумбы; щель осветилась зеленым, и калитка открылась. Янина подтолкнула скрипучую створку, перешагнула через большую лужу, в которой отражалась чья-то карета, когда-то представительная, а теперь потерявшая вид. Янина огляделась — где-то здесь ее ждали экипаж и кучер.

— Госпожа Янина из Устока?

Справа и слева подошли королевские гвардейцы. Каждый из них был на голову выше любого городского стражника.

— Да, — Янина оступилась и угодила-таки правым нарядным башмаком в лужу. — А вы…

— Королевская гвардия, — сказал первый небрежно, будто Янина была слепой и не могла видеть его мундира. — Прошу следовать за мной.

— Но здесь мой экипаж и дуэнья…

— Прошу следовать за мной.

В молчании, как-то сразу озябнув и ощутив на плечах поздний вечер, Янина прошла за ним в темноту. Второй шел сзади совершенно бесшумно, и если бы не его тень, то появлявшаяся на мостовой, то исчезавшая, Янина подумала бы, что он растворился.

Остановились перед большой каретой без гербов, без украшений, с опущенной подножкой. Первый стражник открыл перед Яниной дверь.

— Господа, я…

— Приказ короля.

Совершенно завороженная его деревянной, какой-то нечеловеческой непреклонностью, Янина поднялась по двум крутым ступенькам (заныли мышцы ног) и запуталась в бархатной занавеске. Занавеску отдернули. Внутри кареты был человек, один, и на откидном столе перед ним горел неяркий фонарик.

— Сударыня, — голос был неприятный, и главное, в нем не было ни капли сомнения в праве самым жестким образом упрекать Янину. — Как может гостья короны позволить себе так поздно ночью присутствовать на зрелище? Как смеет гостья короны ходить по улице в одиночестве, без сопровождающих — ночью, я повторяю?

Неожиданность этих обвинений заставила Янину внимательно посмотреть человеку в лицо. Она узнала его не сразу, а после долгой, напряженной паузы; это был король.

Она выпрямила спину, как только могла. Страх и обида всегда заставляли ее выпрямляться. Особенно страх.

— Ваше Величество, — сказала она и с радостью услышала, что голос не дрожит. — Я сожалею, что зрелище в самом деле затянулось сверх ожиданий. Я сожалею, что доставила вам… по-видимому… огорчение.

Она запнулась, сознавая неточность формулировки. Огорчение? Кажется, она возмутила его или оскорбила, и непонятно чем, да и вообще ситуация дикая, глупее не придумаешь.

«Что теперь, вечная опала и ссылка в Усток?»

— Моя дуэнья… здесь. Просто минуту назад я отослала ее с поручением. Вероятно, она уже вернулась и ждет меня у экипажа. Моя опекунша поставлена в известность… она знает, куда я направилась сегодня вечером, и одобрила мой выбор. Это не зрелище для черни, Ваше Величество, это состязание поэтов , — Янина выпрямилась теперь так, что затылок ее коснулся бархатной стенки кареты. — Теперь примите мои извинения за… столь неудачное стечение обстоятельств.

Король молча смотрел на нее.

В свои сорок лет он был почти лыс. Морщины на лбу сошлись тюремной решеткой: две вдоль, три поперек. Глаза, очень темные, казались подведенными тушью, хотя никакой туши не было. Под тяжелейшим темным взглядом Янина внутренне заскулила.

Прошла еще минута.

Король приподнялся, отдернул занавеску на приоткрытой двери и крикнул гвардейцу:

— Найди ее экипаж и служанку. Пригони в гостиницу.

Снаружи убралась подножка и закрылась дверь. Почти сразу карета тронулась с места — очень плавно, на мягчайших рессорах.

«Куда мы едем?»

Янина плотно сжала губы. Оставалась еще вероятность, что это не король, а разбойник в королевском обличье. Непонятно, почему разбойнику подчиняется гвардия, но, допустим…

— Янина из Устока, — сказал король с непонятным выражением. — Любительница поэзии. Кто выиграл?

— С позволения Вашего Величества, — Янина чувствовала, как цепенеет от напряжения спина, — поэт Агат.

— У меня для вас новость, сударыня Янина. Вас выбрали невестой принца.

Он сказал это, не меняя тона, скучно глядя в темный угол кареты.

— Да вы что! — вырвалось у нее, и вырвалось нехорошо: грубо, да еще и с ноткой брезгливости. Она пришла в ужас от собственной дерзости.

— Я прошу прощения. Я нечаянно, то есть я хотела сказать…

Лицо онемело — отхлынула кровь.

— Выбирайте выражения, милочка, — сказал король, жутко глядя на нее черными неподвижными глазами, и Янина стиснула кулаки, захватив немного шелковой ткани нарядного платья.

— Я прошу прощения, — она поняла, что готова даже заплакать.

И решила, что это будет к месту: король, возможно, сжалится над ее слезами. Но как только Янина об этом подумала — слезы высохли, остались головокружение и холод.

— Я хотела сказать, что шансы мои были сочтены в списке, как один к тысяче: род древний, но очень захудалый, дальний, этого не может…

Она осеклась. «Этого не может быть». Не хватало еще, чтобы король приказал отрезать ей язык за дерзость: вот это, наверное, вполне возможно.

— Это может быть, — сказал он немного мягче. — Вы будете невестой принца. Потом его женой. Потом королевой. Матерью наследника. Матерью и женой короля. И перестаньте столь явно сокрушаться по этому поводу!

От удивления она выпустила примятые складки платья.

— Я просто очень удивилась, Ваше Величество. Я не ожидала. Я… рада.

Карета покачивалась, как лодка. Король смотрел на Янину уже легче — во взгляде не было такого бешеного напора.

— У вас были другие планы, да?

Она перевела дыхание.

— Да.

Он кивнул, будто этого и ждал.

— Вы кого-нибудь любите?

— Нет.

— Вот и хорошо. Вы ведь сами понимаете — с этой минуты вы будете любить только принца, только его и больше никого. Вы будете ему верной женой. Это точно?

— Да, — пролепетала Янина, и узоры на внутренней обшивке кареты вдруг сложились для нее во множество лиц, расставленных в шахматном порядке: глумливое лицо — гневное, снова глумливое, и так от стены к стене.

— Я захотел сообщить вам эту новость сам, — король наклонился к ней, всматриваясь в глаза. — Догадываетесь, почему?

— Да, — голос Янины дрогнул. — Но… все эти юные особы… дочери барона из Хлебного Клина, они…