Журнал «Если» - «Если», 2009 № 02

Платоша слегка возбужден. Модерация в Большом Чате изматывает человека до крайности. Здесь ведь требуется не только умение выделить в хаосе мнений реальный, пригодный для дальнейших операций контент, очистить его от случайностей, представить в идеологеме, которая стягивала бы собой большие смысловые поля, то есть умение превратить дикий сумбур в нечто конкретное, но и гораздо более редко встречающиеся: умение не обращать внимания на обиды и резкости тех, кто считает, что его гениальное предложение не было как следует учтено, умение не увязать в мелких конфликтах, умение сделать из оппонента сотрудника, а не врага. Платоша в этом отношении молодец. Я только что заглянул в ящик апелляционной комиссии и с облегчением обнаружил, что жалоб на модератора там практически нет. А те несколько штук, что были все-таки поданы, комиссия, избираемая каждый раз по случайному жребию, безоговорочно отклонила.

Это свидетельствует о высоком уровне модерации. Платоша может быть доволен собой. Он как раз, по-моему, и доволен: громоздится за столиком, так что занимает его чуть ли не целиком, широкими жестами поддергивает на руках ткань хитона, залпом выпивает поставленную перед ним чашку кофе, сильно морщится, причмокивает, громогласно объявляет, что у кофе сегодня какой-то не такой, значит, вкус. Водой его, что ли, тут разбавляют? Тем не менее сразу же заглатывает еще одну. И затем объясняет всем желающим слушать его, что прямая демократия, которая возникла еще во времена Платона (помните, граждане Афин собирались для принятия законов на агоре), конечно, штука тяжелая, проголосовать было бы проще, но это, пожалуй, единственный механизм, при котором гражданское большинство оказывается причастным к выработке основных решений. Если мы не хотим формировать земные органы власти, всех этих «народных избранников», которые с удовольствием будут думать за нас, значит мы обязаны сами тащить этот воз. Тяжело, разумеется, но кто сказал, что будет легко? И кроме того, это отличный тренинг: расширяется интеллектуальный контекст, поддерживается уровень квалифицированного осмысления бытия. Мы таким образом страхуемся от управленческого идиотизма…

С Платошей никто не спорит. Он сегодня герой. Мы сидим в кафе, расположенном неподалеку от площади с Часовой башенкой. Это кафе, кстати, имеет особый статус: ни туристам, ни даже гостям сюда хода нет. Они его элементарно не замечают. Для них это обычная дверь, ведущая в чей-то дом. Сегодня здесь, впрочем, и без туристов народу хватает. В связи с Большим Чатом набилось чуть ли не пятьдесят человек. Я вижу команду Кэпа, оккупировавшую столик в углу: Чубакка рычит, принцесса Лея, сверкая глазами, грозит ему кулачком, сам Кэп так гогочет, что бренчит металлизированная оснастка костюма. Далее — Ковбой Джо и Кот-Бегемот тянут, почмокивая, безалкогольное пиво из толстых кружек. Кроме них, между прочим, пива у нас никто и не пьет. Программисты из компании Аля, сдвинув лбы, помешивают соломинками коктейли, в которых плавает лед, доктор Спок подносит к губам чашу с фейфлирисом: бог его знает, из чего приготовлена эта инопланетная дрянь, а перед Неккой и Альманзором, сидящими как бы рядом, но и отдельно от всех, светится в хрустальных бокальчиках эльфийский нектар. Пряный запах его чувствуется даже у нас. Художники заказали зеленоватый абсент, рокеры, как ни странно, сухое вино, налитое в громадный кувшин, ремесленники, впрочем, называющие себя «мастерами», чокаются пенистым элем, от которого по всему помещению распространяется густой хлебный дух. Воздух переполняет тревожный гул разговоров. Что бы там Платоша ни утверждал насчет «квалифицированного большинства», каким бы успокоительным образом ни распределялись сейчас голоса, а все равно что-то изменилось в атмосфере нашего существования, что-то сдвинулось, сместилось внутри, что-то стало не так.

Все это чувствуют.

Вон даже кофе, Платоша прав, имеет сегодня какой-то горелый вкус.

Словно настоян на желудях.

Неужели все рушится? Наш хрупкий кораблик получил пробоину и медленно погружается в пустоту? Мы вовсе не первопроходцы, прокладывающие для всего человечества дорогу за горизонт, не пионеры, как гордо возвещает тот же Платоша, осваивающие земли, которых еще не видел никто. Мы неудачники, беглецы, не нашедшие себе места в жизни и потому отчалившие на утлом суденышке в никуда.

Эхо несбывшихся сновидений, тени самих себя.

— Да, все-таки они нас настигли, — подводит итог Квинта. — Что ж, этого следовало ожидать. От них никуда не деться, их больше, они намного сильнее. Они проникнут сюда и превратят этот мир в подобие своей проклятой Земли…

Она говорит это мне. Однако Мальвина вздрагивает и выпрямляется, как бамбук.

— Альберт этого не допустит, — безапелляционным тоном заявляет она.

Вскидывает голову, обводит нас гневным взглядом.

Губы ее дрожат.

Алиса роняет вскользь:

— Кстати, его опять нет.

— Скоро будет. У него какие-то трудности на Земле.

Наступает пауза.

Мальвина слово в слово повторила фразу Дудилы.

Сама она, кажется, этого не замечает.

— Пойду его приведу…

Мальвина выскальзывает из-за стола. Чтобы добраться до двери, ей надо пересечь все кафе. И вот тут возникает картина, которую я уже не раз наблюдал. По мере того, как Мальвина надменно продвигается к выходу, по мере того, как она — цок-цок-цок каблучками — прокалывает разговорную маяту, все головы, словно притянутые, поворачиваются ей вслед. Будто исходит от нее некое излучение. Будто разом включается невидимый, но мощный магнит. Даже эльфы и то перестают вкушать свой нектар. Впрочем, ничего странного в этом нет. Аватара Мальвины заслуживает, чтобы на нее посмотреть. У нее исключительно правильное, фарфоровое, кукольное лицо, глуповатое ровно настолько, чтобы каждый мужчина чувствовал свое неоспоримое превосходство, льняные локоны, яркие голубые глаза, впечатляющие, точно ромашки, длинные густые ресницы. Греза невинности и чистоты. Будто эта прекрасная фея ни разу в жизни не целовалась. Будто она понятия не имеет, что там и как. И вместе с тем выразительно скульптурный рельеф: грудь оттягивает вырез так, что, по-моему, виден даже пупок, короткая юбка вздрагивает и подскакивает при каждом шаге. Платьице у нее вообще не столько прикрывает, сколько подчеркивает: лепесток тонкой ткани, случайно обернувшийся вокруг тела. Сочетание просто убийственное. Порок с глазами лани, как однажды ядовито выразилась Алиса.

И вот что тут, на мой взгляд, самое интересное. Обретая гражданство, пользователь выбирает себе аватару совершенно свободно. Причем, как правило, сильно отличающуюся от той, в которой он присутствует на Земле. Аватара выражает внутреннюю суть человека. Не то, что он есть, а то, чем он хочет быть. Более того, постепенно происходит подстройка — в аватаре акцентируются именно эти сущностные черты. Взять хотя бы Платошу: лысина на макушке, короткие завитки волос, борода лопатой, две резкие складки на лбу, придающие физиономии мрачную сосредоточенность. Или Алиса с ее хитренькой лисьей мордочкой. Или сам Аль с гривой разлохмаченной седины. Так вот, на Земле Мальвина, по слухам — редкая стерва, возглавляет какую-то фирму, сотрудники боятся ее до дрожи в костях. Говорят, если что — горло перегрызет. Юридическое образование — с ней лучше не связываться…