Журнал «Если» - «Если», 2005 № 05

— Вам нужны агенты? — догадался Руслан. — Это несерьезно. Я не буду ходить по улицам и приставать к прохожим. Лучше уж общинные мастерские.

— Значит, на горизонте — мастерская? — сообразила она.

— Какое это имеет значение? — Руслан чувствовал, что вместо воспоминаний в нем разбудили агрессивность, и даже хотел, чтобы она вырвалась на свободу. Он слишком долго молчал о своих проблемах.

— Большое. Если бы вы просто находились в свободном поиске, я бы предложила вам оклад в полторы тысячи долларов плюс небольшие премиальные. Но вы в безвыходном положении и должны согласиться на тысячу двести.

— Столько у вас агенты получают?

— Агенты сидят на проценте, а это — оклад. Сейчас вы закончите сеанс, и я отведу вас к шефу, — сказала женщина. — Если договоритесь, покажу вам ваш кабинет и настрою компьютер. А если нет — добро пожаловать в общинную мастерскую.

Предложения бывают разные, и оттенок угрозы еще не значит, будто предложение неприемлемо…

Эта красивая женщина, не в меру серьезная, скорее всего, просто хвасталась своим деловым цинизмом, надо же чем-то похвастаться… А лет ей примерно двадцать восемь. И приятно, что она не издевается над своими гладкими и тяжелыми волосами, а отрастила и собирает на затылке в узел. И все это совершенно не соответствует легкомысленному имени Лали.

Он все время потихоньку поглядывал на нее в кабинете шефа, довольно молодого для такой должности, ровесника, надо полагать. Руслану предложили тут же сесть и написать резюме — перечислить самые удачные свои работы. Пока он вспоминал трудовой путь, шеф велел кому-то связаться с телестудией и перекинуть ему записи тех клипов, что сейчас в прокрутке. Одновременно Лали, присев к его компьютеру, искала клипы на рекламных сайтах заказчиков. Кое-что выудила, шеф склонился над ней, они просмотрели незримый для Руслана и беззвучный клип, потом одновременно перевели на него взгляд и помолчали.

Ну смотрите, позволил Руслан, перед вами умное лицо профессионального интеллигента в неведомом поколении, умеющего фантазировать и не умеющего зарабатывать деньги. Особенно ты, Лали, смотри: вот человек, с которым женщине может быть очень хорошо вплоть до того момента, как встанет вопрос, на что будем кормить нашего ребенка?

Он не верил до тех пор, пока не подписал контракт.

— Поздравляю, — сказал шеф. — Сейчас Лали познакомит вас с Тимуром. Работать будете в связке. Если все пойдет хорошо, через год вам поменяют партнера.

— А если плохо?

— Переведем в агенты. Подойдите поближе.

Он достал из стола значок, и Лали приколола его к свитеру Руслана. При этом возилась чуть дольше, чем требовалось.

Тимур сидел в просторном кабинете, где кроме компьютеров был еще и длиннейший стол, вроде тех, которые стоят в ателье у закройщиков.

Худой, отметил Руслан, очень худой, явно что-то с желудком. А может, с печенью. Лицо неприятное, впрочем, еще неизвестно, каким этот Тимур видит Русланово лицо. Нет, понятно — небритым! Чего бы хорошего унаследовать от предков, но не эту щетину, которая растет со скоростью сантиметр в минуту!

— Давай привыкай, — сказал Тимур. — Я тебе полку в шкафу освободил. Тут вообще-то неплохо. Будут предлагать абонемент на питание — не отказывайся. Шеф нашел хороших поваров.

— Много народу здесь работает? — спросил Руслан.

— Все три верхних этажа — наши.

Руслан вспомнил, как задрал голову, когда агент привел его к многоэтажке. Здание основательное, коридоры длинные… и если за каждой дверью по меньшей мере два человека…

А ведь он мог бы работать здесь и раньше, когда на втором этаже была клипмейкерская студия. Потом ее место заняло издательство, выкупив право аренды за немалые деньги — издательству это было выгодно, потому что прямо к многоэтажке примыкала огромная типография, если смотреть с улицы — двухэтажная, но Руслан знал, что там просто высоченные потолки, под огромные печатные машины-рондосеты.

— И послушайся доброго совета — переезжай в наш отель. Это он так считается — отель, на самом деле там живут постоянно.

— А зачем?

— Ты ведь подписку о неразглашении давал?

— Ну?

— Так в отеле разглашать некому, все свои.

— А личная жизнь?

Тимур расхохотался.

— По-твоему, в отеле штаб-квартира полиции нравственности? Да живи с кем хочешь, лишь бы не во вред делу!

— А если разболтаю?

Тимур вздохнул.

— Ты не забывай, где работаешь, — напомнил он. — И телочке твоей чистку проведут, и тебе. И проснешься ты в общинных мастерских, дурак дураком… Погоди, не гоношись! Ты еще ничего такого не знаешь, что можно разболтать!

Руслан отпустил дверную ручку.

— Я тебе еще раз говорю — здесь не так уж плохо. И ты делаешь очень важное дело. Действительно важное — потом поймешь. Просто об этом не надо кричать на всех перекрестках. Помнишь, по телеку сюжет показывали, как террористы театр захватили?

— Помню.

— Там тут же перед театром дивизия журналистов образовалась. Серьезные люди приехали, спецназ подтянулся. Надо что-то делать, надо переговоры вести — и, помнишь, как они ход через подвалы искали? А пресса, мать ее, как только что-то краем уха услышит, так всей дивизией в мобилки орет: спецназ, мол, справа и сверху решили пустить! А террористы эти сообщения перехватывали… Сколько человек они там расстреляли, пока газ пустили? Это не у террористов на совести, это — у болтунов на совести, мать их так и перетак!

Тимур завелся всерьез, а когда выругался, вскочил и отошел к окну.

— Ты чего? — совсем нелепо спросил Руслан.

— Сестренку у меня там положили, двоюродную, я еще маленький был… Теперь — ясно? Я как слышу слово «фанатик», у меня ширма задвигается… Поэтому я тут.

— Давай лучше объясняй, что делать надо, — помолчав, попросил Руслан.

Он полагал, что в рабочем процессе догадается, какая связь между фанатиками и буквой «М».

Тимур подошел к столу. Там лежали вразброс детские рисунки, фотографии, большие и маленькие, небольшие альбомчики, картонные игрушки, а также немалая куча игрушечного оружия, и из яркого пластика, для самых маленьких, и черного, почти как настоящее.

— Сейчас я тебе текст дам. Прочитай и подбери к нему по ассоциации фактурку.

Он вывел на монитор текст, Руслан сел в кресло и принялся читать.

«Я помню, как залезла под лестницу и нашла там большую кучу еловых шишек. Теперь я понимаю, что их приготовили для растопки. Это для нас была дача, а кто-то там жил и зимой, топил печку… печку помню, мы как-то открыли ее и что-то туда спрятали, что-то очень важное, кажется, пистолеты и пистоны… Я не помню, наверное, Лешка их потом вынул, я не вынимала… Лешка и Генка стащили мою куклу, потом мы с бабушкой всюду ее искали, вот почему я полезла под лестницу. Лешка был рыжий, говорили, что в деда. Генка был, как я, темненький и выше Лешки. У него были вельветовые штаны и серая майка».