Журнал «Если» - «Если», 2008 № 04

На съемках «13-го района» состоялся дуэт создателя паркура Давида Белля и профессионального каскадера Сирила Рафаэлли. Они «переоткрыли» экранный стиль боевой акробатики, развитый Джеки Чаном и Саммо Хунгом, перенеся его на новую почву — не только в пространстве, но и во времени. Идеальной ареной для демонстрации возможностей паркура оказались трущобы будущего Парижа, разделенного стенами и форпостами на отдельные районы, которые существуют по собственным правилам. Для выживания здесь необходимо не только уметь стрелять и драться, но и с обезьяньей ловкостью уходить от многочисленных преследователей. Футуристический Париж, к слову, снимался во вполне современной Румынии.

Фильм Мореля словно возвратил историю в начало девяностых годов. Не существует секций «ган ката» и нигде, кроме съемочных площадок, не учат «кунг-фу на веревках», а вот паркур оказался способен вернуть интерес молодого зрителя ко вполне реальной физкультуре. Посмотрев «13-й район», многие подростки действительно увлеклись паркуром, и число трэйсеров стало расти из года в год. Нехитрое развлекательное кино снова превратилось в движущую силу.

Боевые искусства в экранной фантастике еще не нанесли своего последнего удара, и, скорее всего, будут оставаться актуальными длительное время. Возможно, потому, что с ростом технологий и все большим усложнением жизненной инфраструктуры современному человеку важно понять, много ли он может сам по себе — пользуясь только собственным телом и рефлексами.

Аркадий ШУШПАНОВ

В доме — ни корки, в амбаре — ни зерна, а крысы расшумелись, словно свадьбу играть вздумали. Целую ночь за стеной, за печью, в кухонном углу — возня, писк, топотня. Пустой чугун с шестка уронили — то-то грохоту среди ночи! Ванятка проснулся, захныкал. Палей сунул сыну жёванку, не хлебенную, а с зернового овса. Хлеба в доме который день нет, сам Палей пустые крапивные щи хлебает, а мальцу — нельзя. И без того Ванятка не жилец, без мамки-то. Крысы было угомонились, а потом как щелкнет под карзиной [3] Карзина — лаз на печку, припечная лавка (новг.). , как запищит!

Под карзиной возле печи у Палея с давних времен валялся пружинный капканчик, крысобойка. На крючок сальца наживить, пружину взвести и поставить в укромный угол съестного шкапа, куда коту хода нет. Крыса сало учует и с крючка сорвать норовит. Тут ее пружиной и прищемит, чтобы не шастала за чужим добром. А просто в кладовушке поставишь, то и своего кота словить можешь. Машинка железная, понятия в ней нет.

Но теперь крысобойка валялась праздная, и кот из дома сбежал. В кладовке — шаром покати, из пустого дома и крысы ушли, а тут, гляди-ка, вернулись, да с шумом и писком. Говорят, к смерти… Еще примета есть, если птица в дом залетит, дрозд или синица. Ласточка не в счет, эта с человеком в одном доме живет; ласточка в избу влетела — что соседка в гости зашла, а иная птица — к беде.

Птицы к Палею в горницу не залетывали, а крысы — вот они. Вдобавок еще и капкан, невзведенный, щелкнул.

Палей последний раз качнул зыбку, высек огня и пошел в кухонный угол — смотреть. Возня под карзиной не утихала, и Палей прихватил полено, чтобы в случае чего пришибить удивительную крысу.

Под лавкою бился в капкане маленький зеленый чертеныш. Хвост с пушистой кисточкой на конце был зажат железной скобой, а бедолага беспомощно стукотил копытцами и, бурея от натуги, тщетно пытался разжать безжалостную пружину. Увидав занесенное полено, чертеныш пискнул и сжался в комок, прикрыв лапками мордочку.

— Ты чего? — спросил опешивший Палей.

— Бить будешь? — дрожащим голоском спросил чертеныш.

— Погодь. Дурное дело никогда не опаздано. Да тебя, поди, и не убьешь поленом-то. Чтобы ты издох, тебя, наверное, закрестить надо.

— Поленом больно, — чертеныш, не отрывая ладоней от мордочки, сдвинул их чуток, уставившись на Палея черной бусиной глаза. — А закрестить меня ты не сможешь, в тебе святости нет.

— А если попу снесу? Вместе с крысобойкой.

— К попу не надо! — быстро сказал нечистый. — В вашем попе святости с гулькин нос, и та душная, недобрая. Поп меня без толку замучает, начнет изгонять меня из меня самого.

— А тебе, значит, охота, чтобы тебя с толком замучили…

— Нет, что ты! — бесенок замахал ручонками. — Мне такого вовсе не хочется. Но у попа вдвойне противно.

— Между прочим, что ты, чертяка, у меня в избе делаешь? — допросил Палей.

— Я не чертяка, — обиделся зеленорылый. — Я злыдень. У нас, злыдней, с чертями ничего общего. Это только вы, люди, нас путаете.

— А по мне, так хрен редьки не слаще. Ну, отвечай, когда спрашивают, — Палей красноречиво поводил перед злыдневой мордочкой березовым поленом. — Признавайся, друг ситный, что ты у меня натворил.

— Ничего… — пробормотал злыдень, вновь принявшись дергать зажатый хвостик.

— Ой, темнишь! Думаю, без вашего брата здесь не обошлось. Бьюсь, как рыба об лед, а толку — чуть, впору в петлю лезть. Но теперь мне понятно, кто надо мной злые шутки шутит.

— Ты, дядечка, на нас не клепли. Мы хоть твари и зловредные, но таких шуток не шутим. По миру пустить можем, а чтобы смертоубийство — этого нет. По тебе, дядечка, смертное Лихо прошлось. Народец мы мелкий, Лиха сами боимся и такие места, как твой дом, за версту обходим.

— То-то я вижу, как ты мой дом стороной обошел…

— Так я ж не сам, — признался зеленый, с тоской глядя на зажатый хвост. — Меня мои же товарищи сюда притащили и хвост защемили в твоем капкане. Сам бы я ни в жисть в такую дурнотную ловушку не попался.

— За что ж тебя этак?

— Казнить хотят. Чтобы ты меня поленом зашиб, или фелшару снес для вивисекций, или попу отдал. Мне теперь, как ни повернись, всё одно конец приходит.

— А хвост оборвать не пробовал? — поинтересовался Палей.

— Ты что?! — злыденек извернулся, прикрывая собственным телом пленный хвостик. — Злыдень без хвоста ничего не может. Меня первая же кошка съест!

— Сурово они с тобой… Что ж ты такого натворил, что свои же злыдни тебя казнить вздумали?

— То и беда, что ничего не натворил. Другие злыдни людям пакости устраивают, а у меня не лежит к этому душа — и все тут.

— Ишь ты какой! С виду бес, а в душе, выходит, хрустальный херувимчик?

— А ты, дядечка, не смейся. Видишь же, хвостик мне прикусило. У меня без хвоста даже соврать ничего не получается. И сбежать не могу, пружина вон какая тугущая, — зеленый вновь попытался отжать железную скобу, но силенок не хватило, и злыдень чуть не плача опустился на деревянную подставку крысобойки.