Журнал «Если» - «Если», 2005 № 04

— Пожалуй, достаточно, — сказал он. — А теперь достань из бочки моего почетного гостя, хотя, конечно, жилище у него было не самое просторное.

Бочка раскололась, словно яйцо, и на песок вытекло уже порядочно остро пахнущей жидкости, однако Энн вовсе не хотелось совать руки внутрь. Вместо этого она пару раз пнула бочку ногой, расширяя щель, пока ее содержимое не вывалилось на песок вместе с остатками рассола. На потемневшем от влаги песке распростерлась какая-то темная фигура, отдаленно напоминавшая своими очертаниями человека. Гораздо больше, однако, это было похоже на огородное пугало, кое-как слепленное из оголенных костей, грязного тряпья и комьев смолы. Очень ржавая цепь, несколько раз захлестнутая вокруг пояса, тянулась к ножным кандалам. Голова, похожая на гнилой кокосовый орех, из которого торчали желтые, будто кукурузные зерна, зубы, нелепо болталась на неестественно длинной шее, также стянутой железной цепью.

— К-кто… Кто это? — вырвалось у Энн. Смола и цепи свидетельствовали, что перед ней знаменитый преступник — пират или разбойник. Именно их обмазывали дегтем и приковывали цепями к виселице, чтобы никто не мог забрать тело и предать земле. Бедняга Джек был избавлен хотя бы от этого.

— В свое время я вам его представлю, — заявил Лав. — Впрочем, уверен, скоро он и сам сможет назвать свое имя. А теперь, госпожа Бонни, будьте так добры, положите моего друга в котел.

Даже в цепях, намертво приклеившихся к костям и ошметкам плоти, покойник весил значительно меньше живого человека, и Энн, надежно ухватив его под мышки, подтащила тело к котлу. Константайн взял труп за ноги, и вместе они опустили его в виски, уровень которого нисколько не убавился, несмотря на то, что почти дюжина пиратов воздали должное чудесному напитку.

Энн испытывала сильнейшее желание подойти к Лаву и вытереть испачканные смолой руки о его великолепный камзол — и наплевать на пистолеты и его пресловутую неуязвимость, но в это время из котла донеслось громкое шипение, словно виски вдруг закипело. Сильно запахло спиртом и чем-то еще, и над котлом поднялось плотное облако пара, но никакого тепла Энн не чувствовала. Труп в опустевшем котле начал извиваться и корчиться, то открывая, то закрывая безгубый рот. Сначала из него не доносилось ни звука, потом существо — язык не поворачивался назвать его человеком — принялось испускать невнятные, пронзительные вопли, звучавшие еще более жалобно и жутко, чем предсмертное хрипение павшей лошади. Энн уже готова была заткнуть уши, но тут бессмысленный вой прекратился, и она услышала хриплый голос, вопрошавший:

— Где я? Милосердный Боже, куда я попал?! Может, это уже ад? Но почему?! Разве я не раскаялся в содеянном? Или Ты тоже поверил тем, кто оболгал меня и осудил мою бессмертную душу на вечные муки?!

Эдмунд Лав выступил вперед и протянул ожившему мертвецу тонкую бледную руку.

— Это не ад, капитан Кидд. Это все тот же бренный мир, который, впрочем, успел состариться на двадцать три года. Я, Эдмунд Лав, приветствую ваше возвращение к жизни, которой вероломные британцы лишили вас с помощью намыленной веревки. К сожалению, после казни ваше тело было выставлено на пристани Казней, но я думаю, что нам удастся найти способ освободить вас от цепей и отмыть от смолы.

К этому моменту капитан Кидд — гротескная, скособоченная фигура — уже стоял в котле, как стоят (во всяком случае считается, что стоят) пленники дикарей-каннибалов, из которых вот-вот начнут варить суп. С него текло; шарообразная голова безвольно клонилась на вытянутой шее то в одну, то в другую сторону; руками он крепко вцепился в чугунный бортик котла, но его все равно шатало.

— Я бы на вашем месте не спешила убирать смолу и цепи, — вполголоса заметила Энн, крепко сжав зубы и борясь с подступившей к горлу тошнотой. — Похоже, без них он сразу развалится.

— Волшебный котел возвращает жизнь, или, по крайней мере, ее подобие, — поддакнул Константайн, обезьянье личико которого светилось неподдельным восхищением. — Но он не восстанавливает утраченные члены и плоть.

— Тем лучше, — отозвался Лав и улыбнулся зубастой, улыбкой крокодила. — Чем меньше от него осталось, тем больший ужас он будет внушать морякам империи, осудившей его на позорную смерть. И он станет только первым из многих!.. Труп капитана Кидда я купил много лет назад и с тех пор держал в бочонке в своем винном погребе. Кроме него у меня хранится еще несколько человек, все — казненные преступники, так как приобрести их останки было легче легкого. Когда я начинал собирать свою коллекцию, это была лишь юношеская причуда, каприз; я ведь не рассчитывал, что когда-нибудь мои экспонаты снова начнут двигаться и говорить. Я собирался просто изучать их на досуге, но потом до меня дошли слухи о существовании некоего чудесного котла… Поистине счастливый шанс для такого, как я, верно?…

— Но зачем тебе понадобилось оживлять мертвецов? — спросил Константайн. — Ведь Судный день, когда мертвецы поднимутся из могил, еще не наступил! Кроме того, воскресшие в вечную жизнь забудут о зле и станут совершенны, как ангелы. А это… это больше напоминает какой-то адский театр мертвых марионеток!

Лав с довольным видом кивнул.

— Совершенно верно. И британский флот должен сыграть роль Джуди для моего Панча. Заключенный в Утрехте мир довольно непрочен, сей факт всем известен, но ни Франция, ни Испания не собираются нарушать его первыми. Это, однако, не означает, что они будут очень возражать, если за них это сделает их бывший враг и его адская команда. В таком случае они только выиграют — и я вместе с ними.

— Безумие!.. — завопил капитан Кидд громким, пронзительным голосом. Теперь он выговаривал слова намного четче, что, учитывая, в каком состоянии должна была быть его гортань, казалось почти невероятным. — Зачем мне становиться негодяем и убийцей и на самом деле совершать все те преступления, в которых неправедно обвинили меня мои враги? Господь свидетель, на суде меня оболгали, и… — Он запнулся и обвел стоящих перед ним людей невидящими глазами. — Двадцать три года, сказали вы?… Разве за столько лет правда не выплыла наружу, и мое имя все еще покрыто позором? Неужто мне не избавиться от клеветы, как от этих цепей?!

Лав снова оскалил зубы.

— К сожалению, капитан Кидд, вас и по сию пору считают одним из самых жестоких пиратов. Именно поэтому я и решил оживить вас! — сказал он.

— Тебе следовало прочесть сочинение капитана Джонсона, — сухо заметил Константайн. — Там черным по белому написано, что капитан Кидд считал себя разменной пешкой в большой политической игре, невинной жертвой двуличия и лицемерия сильных мира сего. Возможно, при жизни капитан был не слишком умен и отличался некоторой необузданностью нрава, но он никогда не был головорезом, каким представал в матросских рассказах и правительственных циркулярах. Великие негодяи — как, впрочем, и великие герои — редко оправдывают свою репутацию. В действительности они далеко не таковы, какими их делает молва.