Журнал «Если» - «Если», 2006 № 05

Примерно с милю мы прошагали в относительном спокойствии, хотя Мойры явно недоставало. Бола, чтобы отвлечься, занимался метанием булыжников по старым телефонным столбам. И, кстати, ни разу не промахнулся. Впрочем, нас это нисколько не обрадовало: Бола ведь бросал камни просто так, со скуки, а не ради тренировки.

Мы прошли мимо СВЧ-приемника, притаившегося в сосновом лесочке у обочины. Поблескивая на солнце, параболоид станции поглощал микроволны, излучаемые Кольцом. Вся планета была усеяна этими тарелками, и каждая давала по несколько мегаватт энергии. Для земных поселений этого более чем достаточно — особенно теперь, когда Сообщество исчезло. Но именно оно создало Кольцо, и солнечные батареи, и тарелки… Прошел не один десяток лет, а всё это до сих пор работало.

Даже сейчас, в ярком утреннем свете, Кольцо было прекрасно видно: тонкая бледная дуга от горизонта до горизонта. По ночам оно становилось ярче. Словно тягостное напоминание тем, кто остался.

Бола метнул несколько щепок в поток микроволн: крошечные искрящиеся метеоры, взрываясь, вспыхивали и превращались в пепел. Потом он поднял с земли маленькую лягушку. И еще сильней ощутилось отсутствие Мойры, когда я, положив руку на плечо Бола, послала мысль: живое нельзя.

На миг в нем вспыхнула досада, потом Бола пожал плечами и усмехнулся тому, как неловко я играю роль Мойры в ее отсутствие. В Бола, в этом средоточии всех ньютоновских законов действия и противодействия, есть какая-то чертовщинка. В нем, а значит, и в нас. Он наш возмутитель спокойствия…

Как-то раз инструкторы разбили нашу цепочку на две триады — мужскую и женскую. Других учеников поделили точно так же. Каждая команда должна была в невесомости преодолеть полосу препятствий — две мили проводов, веревок и бутафорских обломков — и первой найти макгаффин. Все остальные команды — это противники. И никаких правил.

Нам, тогда еще двенадцатилетним, ни разу до этого не приходилось участвовать в боях без правил. Обычно запретов было много, даже чересчур. Но в тот раз все оказалось иначе.

Вышло так, что Стром, Бола и Мануэль нашли заветный макгаффин первыми, но, вместо того чтобы просто завладеть им, устроили ловушки и понаставили капканов, а потом залегли в засаду и стали ждать. Им удалось поймать и обезвредить четыре команды. Противников они связывали и запихивали в старый барак. В результате были сломаны три руки и одна нога, двое получили сотрясение мозга, ну и еще по мелочи: семнадцать синяков и три глубокие царапины.

Когда подоспели мы с Мойрой и Квантой, мимо, едва не задев нас, просвистела стекловолоконная мачта. Карабкаясь под прикрытием, мы слышали смех мальчишек. Разумеется, мы были уверены, что это именно наша цепочка, а не чья-то другая. Для феромонов расстояние было великовато, но до нас все же доносились отзвуки их мыслей, в которых слышались гордость и вызов.

Тогда Мойра заорала:

— А ну быстро вышли все оттуда!

Стром тут же высунулся из укрытия: кто бы ни оказывался рядом, он всегда в первую очередь слушался Мойру. Потом из барака нехотя выбрался Мануэль.

— Эй, Бола! Выходи.

— И не подумаю! — крикнул он в ответ. — Я выиграл.

Он швырнул в нас макгаффин, и Кванта его поймала.

— Интересно, кто это «я»? — съязвила Мойра.

Из-за барака показалась голова Бола, он виновато оглядел нас пятерых и послал мысль: простите. Потом он подскочил к нам, и мы принялись бурно обсуждать то, что случилось.

Больше нас так не разделяли.

Дорога огибала Капустное озеро, словно гигантская буква С. Озеро было искусственным, и все же это была целая экосистема со своими обитателями — последними достижениями генной инженерии. Баскины занимались ею по заказу Верховного департамента экологии, стремясь создать экосистему с биомассой в двадцать пять бригов. Здесь было всё — от бобров и змей до комаров. Целые полчища комаров…

Взрослые бобры не обращали никакого внимания на наше бултыханье в озере, зато бобрята пришли в совершенный восторг. Эти создания рождались всегда по четверо, квадратами, и мысли их скользили по воде бензиновыми радугами. Мы почти понимали их — но только почти. В воде наши собственные феромоны совершенно бесполезны, и даже с помощью сенсорных подушечек понимать друг друга непросто. Закроешь глаза, нырнешь поглубже — и кажется, будто ты не часть чего-то общего, целого, а лишь одинокая, бессмысленная протоплазма…

Стром терпеть не мог плавать. Но раз уж все мы окунулись в озеро, он тоже туда залез — просто чтобы оказаться рядом. Я знала, почему он боится воды, и понимала его, как саму себя… и все-таки посмеивалась над ним.

Мы плескались в озере, стягивая в воду трухлявые бревна и пытаясь утопить их в иле, пока взрослые бобры не начали сердито распекать нас на примитивном языке жестов: Нет! Мешать работа! Испортить дом! Сказать Баскинам!

Тогда мы выбрались на берег и стали сушить мокрую одежду в лучах вечернего солнца. Вскарабкавшись на яблоню, Мануэль насобирал для нас спелых плодов. Мы немного отдохнули. Пора было возвращаться на ферму. Стром скатал несколько воспоминаний в клубок.

Это для Мойры, — объяснил он.

Кванта вдруг насторожилась, и мы все это почувствовали.

Дом, — послала она нам. — Раньше его здесь не было.

Она сидела высоко на берегу, и мне пришлось подождать, пока ее мысли доберутся до меня сквозь влажный, густой от цветочной пыльцы воздух. На другой стороне озера, напротив бобровой плотины, действительно стоял маленький домик, почти незаметный среди тополей, засыпавших землю снегопадом пуха.

Я попыталась вспомнить, был ли он здесь прошлым летом, но тогда никто из нас не смотрел в ту сторону.

Это Баскины выстроили себе дачный домик, — подумал Стром.

Зачем, если у них есть нормальный дом в миле отсюда? — ответил Мануэль.

Может, это домик для гостей, — подумала я.

Пойдем посмотрим, — предложил Бола.

Никто не возражал, хотя я, разделяя всеобщий энтузиазм, все же подумала: Что сказала бы Мойра?

Но ее здесь нет.

Перепрыгивая с камня на камень, мы перебрались через впадавший в озеро ручеек. Земля под тополями больше всего походила на клочковатый белый ковер. В неуспевшей просохнуть одежде было прохладно. Мы переступили через колючие побеги плюща и обогнули ствол ядовитого дуба с пятиконечными листьями.

Возле дома, в тени, был припаркован флаер.

Коноджет 34 J, — сообщил Мануэль. — Полетаем?

Управление небольшими летательными аппаратами мы проходили еще в прошлом году.

Земля возле дома была расчищена от кустарника, а на освободившемся месте вдоль стен хозяева разбили цветочные клумбы. Перед домом, на самом солнцепеке, выделялся прямоугольник огорода: помидоры, тыквы, кабачки и фасоль.