Журнал «Вокруг Света» - Вокруг Света 1996 №01

Подготовила к печати Т. Орехова

По трем причинам взялись мы за публикацию мемуаров Отто Скорцени, родоначальника нацистских коммондос. Прежде всего, очень сложно найти, как в реальной жизни, так и в художественной литературе, более невероятные приключения, чем те, что выпали на долю этого офицера СС — личности, признаем откровенно, так и не сумевшей реализовать себя. Освобождение Муссолини и занятие Замка на горе в Будапеште сделали бы честь героям Дюма и персонажам гангстерских романов 30-х годов. Редкий кинобоевик столь наполнен приключениями, сколько пережил их Скорцени, выполняя секретные задания в разных странах Европы. Во-вторых, редко когда человек, не занимавший каких-либо значительных постов ни в иерархии государственной власти, ни в армии, играл такую роль в истории второй мировой войны. Скорцени, один из сотен тысяч обычных немецких офицеров, на какое-то время сковал действия целой армии союзников! И, вместе с тем, Скорцени не герой в «чистом виде», это — самый настоящий эсэсовец, фанатично преданный фюреру и рейху. И это — третья причина, по которой мы взялись за публикацию некоторых эпизодов этой книги. Феномен Скорцени — кристаллизация духа национал-социализма в самой опасной и заразной форме. Военная машина рейха, работающая, казалось бы, как часы, как вы увидите, читая его воспоминания, — ничто без таких людей, как Отто Скорцени.

В ставке фюрера

26 июля 1943 года я завтракал в гостинице «Эден», расположенной в центре Берлина, со своим старым другом, в то время профессором Венского университета. После превосходной трапезы мы с чашечками кофе в руках, или, скорее, того неопределенного напитка, который должен был играть роль кофе, сидели в холле, болтали, вспоминали Вену и общих знакомых. Это короткое бегство в гражданскую жизнь — я даже был не в военной форме — давало ощущение отдыха, разрядки. Однако с течением времени какое-то странное, неясное чувство тревоги и беспокойства охватывало меня. Хотя я заранее предупредил телефониста гостиницы, где меня можно найти, тревога не проходила.

Наконец, не в силах больше терпеть, я позвонил в свою контору. Оказалось, моя секретарша уже сбилась с ног в поисках. Почти два часа меня искали везде, где только можно.

— Шеф, вас вызывают в ставку фюрера, — возбужденно прокричала она в трубку. — До 17 часов самолет будет ждать вас на аэродроме Темпельхоф.

Я понимал ее ажиотаж, ведь до сих пор меня никогда не вызывали в ставку. Скрывая, насколько можно, волнение, я только сказал:

— Передайте Редлю, пусть немедленно идет ко мне в комнату, уложит мою форму и туалетные принадлежности в чемодан и привезет все на аэродром. Я туда отправляюсь прямо сейчас. Вы не знаете, о чем может идти речь?

— Нет, шеф. Мы ничего не знаем.

Я торопливо попрощался со своим другом, явно взволнованным известием, что меня вызывают в ставку, и прыгнул в такси. По дороге я пытался гадать о причине столь неожиданного вызова. Может, речь пойдет об операции «Француз» (диверсии на иранских железных дорогах)? Или о проекте «Ульм» (нападение на военные заводы Урала)? Все возможно, хотя я плохо представлял, как вызов в ставку фюрера мог ускорить подготовку к этим операциям. «Ну что ж, — сказал я себе, — поживем — увидим!»

На аэродроме Редль, мой адъютант, уже ждал меня с чемоданом и портфелем. Я быстро переоделся. Редль рассказал мне последние новости. По радио только что объявили о смене режима в Италии, но ни я, ни он не видели никакой связи между этим событием и моим вызовом в ставку.

Когда мы направились к летному полю, винты «Юнкерса-52» начали медленно вращаться. «Какой комфорт, — успел подумать я, — этот огромный самолет для меня одного!» В последний момент я вспомнил, что забыл сказать главное.

— Надо, чтобы я мог с вами связаться в любой момент, — крикнул я Редлю. — Как только я узнаю, о чем идет речь, я вам позвоню. Две роты должны находится в полной боевой готовности! Это главное.

Самолет взлетел и, развернувшись, начал набирать высоту. Я снова принялся гадать. Что меня ждет в ставке фюрера? С кем я встречусь? Чем больше я размышлял, тем меньше понимал. В конце концов я бросил попытки разрешить эту загадку и принялся рассматривать самолет, в котором был единственным пассажиром. Прямо перед своим креслом я обнаружил небольшой шкафчик с напитками. Набравшись наглости, я через приоткрытую дверь спросил у летчиков, имеет ли право пассажир пользоваться его содержимым. Двух рюмок коньяка оказалось достаточно, чтобы успокоить нервы, и я мог уже любоваться живописными видами земли, над которой мы пролетали.

Вскоре мы пересекли Одер, и под нами поплыла зеленая шахматная доска Новых территорий в чередовании лесов и полей. Мне было любопытно, где мы приземлимся, ведь до сих пор я не знал о ставке фюрера, как и большинство смертных, только, что она расположена в Восточной Пруссии и носит кодовое название «Волчье логово». К счастью, мой адъютант позаботился положить в мой портфель карту Германии, по которой я мог проследить маршрут. Через полтора часа после взлета с берлинского аэродрома мы пролетели, на высоте километра, над городом Шнайдемюль, затем пилот, в кабину которого я к тому времени перебрался, показал мне пальцем внизу зеркало большого озера и перекресток железных дорог Варшава — Данциг и Инстенбург — Познань. Железнодорожные пути выделялись на земле с ясностью геометрического чертежа, и я подумал, какую прекрасную цель представляет этот железнодорожный перекресток для авиации противника. Но тут же эта мысль разозлила меня. Я переживаю прекрасный час, мощный самолет несет меня в волшебно-сияющем небе над прекрасной страной, а я не могу забыть хотя бы на минуту об этой проклятой войне.

За нашей спиной солнце все больше клонилось к горизонту. Постепенно самолет снизился до 300 метров. Пейзаж внизу стал меняться, превращаясь в плоскую равнину, перерезанную многочисленными речушками и испещренную пятнами озер. Я бросил взгляд на карту — пролетев почти 500 километров, мы оказались над Мазурскими болотами. В этих местах, под Танненбергом, в начале первой мировой войны старый Гинденбург нанес жестокое поражение русским войскам. С радостью и гордостью я подумал, что сегодня фронт находится далеко на востоке, где-то под Смоленском, за сотни километров от границ Германии.

Самолет начал снижаться по широкой спирали. В неясном свете сумерек я различил на берегу озера большой аэродром. «Юнкере» опустился еще, коснулся колесами земли и, пробежав по бетонной дорожке посадочной полосы, остановился. Перед бараком, маскировавшим здание аэродромных служб, меня ждал «Мерседес».