Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №04 за 1992 год

Вполне благополучно мы согнали вместе целый табун лошадей, поймали трех из них для езды верхом, а двух — для того, чтобы навьючить их нашими вещами. Все это сделали Сатаки и Маство, а я ими руководил. Затем они помогли мне сесть в седло, и я поехал впереди, показывая направление. Они погнали за мной табун, и нам удалось спуститься вниз по долине, так и не замеченными спящими кроу.

На нашей тропе, ведущей к дому, мы пробыли шесть дней. По дороге Сатаки и я обсуждали: что мы должны сделать по нашему прибытию туда? Наконец мы приняли окончательное решение — договорились ехать прямо в лагерь каина и сразу же узнать решение своей судьбы.

И вот на исходе шестого дня мы тихо въехали в их лагерь. Сатаки сразу же отправилась в вигвам Трех Бизонов, а Маство и я — в вигвам одного нашего друга. Там я сел на отведенное мне место. Я так беспокоился за свою любимую, что лишился дара речи. Маство разъяснил нашему другу причину моей тревоги. Хозяин и его жены также притихли, все мы, затаив дыхание, сидели и слушали, что происходит в лагере.

А между тем Сатаки вошла в вигвам Трех Бизонов. Она остановилась у костра и глядела на него, а он — на нее.

— Итак, где же ты была? — спросил он.

Она рассказала ему все.

— Я так и думал. А где же теперь твой молодой человек? В вигваме Белой Ласки? Сейчас же пойди к нему и скажи, чтобы он шел сюда.

Так он сказал и не добавил больше ничего.

Сильно испуганная, вся трепеща, Сатаки пришла за мной. Я пошел с ней — с ружьем в руках. Если нам суждено умереть, то прихватим с собой еще кого-нибудь!

Сатаки отдернула занавеску у входа, и я вошел первым. Три Бизона жестом пригласил меня сесть слева от себя. (Самые почетные места для гостей в вигваме традиционно располагались справа от его хозяина. Но в то же время, усаживая Апси слева, Три Бизона не унижал достоинства гостя и учитывал его возраст и положение в своем племени.)

Когда я усаживался, то увидел, как он бросил взгляд на мое ружье со взведенным курком и улыбнулся.

— Ну, молодой человек, я полагаю, что ты прибыл из далека, от Бобровой Головы, — начал он.

— Да, — коротко ответил я.

— Я хочу сказать тебе несколько слов, — продолжал он. — Это касается Сатаки, женщины твоей и моей. Дело в том, что она по-настоящему никогда не была моей. В этом вигваме, где мы сейчас разговариваем, она впервые. Когда она недолгое время была в нашем лагере, она жила в другом вигваме и болела. Люди говорят, что у меня каменное сердце. Может быть, и так, но сейчас я стал мягкосердечнее. Я знаю, что Сатаки любит тебя больше, чем какая-либо женщина любит мужчину. Я знаю, что ей пришлось сотни раз рисковать жизнью, пробираясь в холодную пору, через глубокие снега до далекой Бобровой Головы. Молодой человек, я отдаю ее тебе и вместе с нею даю тебе двадцать лошадей.

Он закончил. Я не верил своим ушам и сидел ошеломленный. Но не так вела себя Сатаки! Она вскочила, подбежала к этому великодушному человеку, поцеловала его в лоб, повернулась ко мне, обняла меня и заплакала. Я думаю, что потребовалось немало времени, чтобы ее глаза стали сухими.

— Вы можете идти, дети мои, — закончил Три Бизона.

Мы ушли. Сначала к Маство, потом к нашим лошадям, а затем отправились вверх по реке к лагерю пикуни, куда мы победно ворвались на полном скаку. Там в нескольких словах я разъяснил отцу и матери, что с нами произошло.

И что, вы думаете, после этого сделала моя мать? Сначала она обняла нас, затем побежала через весь лагерь прямо к вигваму Черной Выдры, встала там и во весь голос объявила ему, что его злобное заклятие потерпело крах. Она пела. Она танцевала. Она вновь и вновь выкрикивала слова о его подлости по отношению к ней и ее близким. Она срамила его так, как никогда раньше не был опозорен ни один мужчина в нашем племени. Видя это, набралась смелости даже мать Сатаки. Выйдя из вигвама, она вместе с моей матерью пришла к нам.

Через четыре дня Сатаки и я поставили наш собственный вигвам — дом нашего счастья.

Рисунки Джордж Кэтлин (1796 — 1872) — знаменитый американский художник и путешественник. Впервые посетил племена черноногих в 1832 году. Перевел с английского В.Антонов

Мультик из истории развития гидрометслужбы

В редакцию пришло письмо. Точнее, рукопись. А еще точнее — статья, посвященная сразу трем датам: 100-летию со дня рождения Отто Юльевича Шмидта, которое отмечалось в прошлом году; 60-летию освоения Севморпути и 60-летию образования Шмидтовской гидрометеорологической обсерватории. Автор статьи — Людмила Зыбцева, фотооператор автономного пункта приема спутниковой информации Шмидтовской гидрометобсерватории. Детально прослеживает она долгий путь развития обсерватории: от первой метеосводки, посланной в эфир в сентябре 1932 года с мыса Северный, который после челюскинской эпопеи был переименован в мыс Шмидта, до сегодняшних дней, когда обсерватория превратилась в мощный центр по изучению погоды Восточной части Арктики с большим комплексом задач.

Сейчас в обсерватории работает более 120 человек. Некоторых из них вы видите на фотографии. Это — члены коллективной любительской радиостанции. Похоже, веселые, неунывающие люди живут на мысе Шмидта... Делая серьезную и очень нужную работу, они не прочь пошутить и над собой, и над своей профессией. Прочтите фрагмент из рукописи, о которой шла речь, — и вы убедитесь в этом.

Мы не можем точно назвать дату начала наблюдений за погодой, история об этом умалчивает, но можем предположить, с чего они начались. Возможно, это было так. Однажды, проснувшись, первобытный человек протянул руку за костью, которая валялась у входа в пещеру, и заметил, что рука намокла, и догадался, что на улице дождь. С этого момента, вероятнее всего, и начались регулярные наблюдения за погодой.

Изобретя первый инструмент, человек уже не мог остановиться и стал изобретать более сложные приборы для наблюдения за погодой. Например, шкура у входа в пещеру:

Если шкура мокрая — значит дождь,

Если сухая — значит солнце,

Если шкуры нет — значит стащили.

Начав наблюдения за погодой, человек не удержался и стал прогнозировать ее. Наступила счастливая эра прорицателей, так сказать, синоптиков. В летописях тех далеких времен говорится, что если прорицатель угадывал ухудшение погоды, общество в течение нескольких лет кормило его до отвала и боялось дышать на него. Но стоило ему предсказать улучшение и ошибиться, как его съедали соплеменники. Иногда же, когда были сыты, то просто изгоняли и выбирали нового прорицателя.