Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №06 за 1990 год

Самое трудное сделано. Остается дальнейшее лечение. Оно совсем простое. Это непрерывное поливание холодной водой, которая служит лучшим средством против воспаления, наиболее эффективным терапевтическим методом в серьезных случаях, который ныне применяется всеми хирургами. Холодная вода обладает тем преимуществом, что оставляет рану в полном покое и позволяет избежать преждевременного наложения повязки; это очень важно, потому что, как показывает опыт, контакт с воздухом в первые дни может быть пагубным.

Поэтому я беру четыре мешка из водонепроницаемой ткани, которые подвешиваю с помощью шнурка над четырьмя ранеными. Пятый может ходить с больной рукой на перевязи. Я проделываю в мешках маленькие отверстия, вставляю в них подобие трубочки из тонкой веточки эвкалипта, из которой удаляю шомполом сердцевину.

Наполнив мешки водой из ручья, я регулирую струю, затем, направив на раны тоненькую струйку, оставляю дежурного, который должен пополнить мешки, как только вода вытечет.

Надеюсь, что через четыре дня такого лечения, а может быть, и раньше, раненые начнут поправляться и мы сможем продолжить путешествие.

Этот вынужденный отдых, на который нас обрекло несчастье, приключившееся с нашими товарищами, небесполезен и для других участников экспедиции, а также для лошадей, как тягловых, так и верховых. В лагере царит оживление, которое приятно наблюдать. Тут поселенцы чистят карабины, почерневшие от пороха, там надраивают до блеска чистое оружие или чинят порванную одежду с ловкостью прилежной хозяйки. Я думал, что только французские солдаты способны так умело ставить заплаты или штопать мундиры. Теперь я с удовольствием отмечаю, что и англичане отлично усвоили эти навыки.

Двадцать четыре часа проходят спокойно, ухудшения здоровья среди больных тоже не наблюдается. Том отлично за ними ухаживает. Достаточно сказать, что они начали есть, даже тот, у кого я оперировал щеку. Я не сторонник диеты, особенно для таких молодцов. Они потеряли много крови, и я стараюсь поддержать их теми продуктами, которые они в состоянии съесть. Диета только затягивает лечение и, следовательно, увеличивает плату врачу. Лично я не хочу никакой другой платы, кроме крепкого рукопожатия, а его я уже получил.

Но двоих моих пациентов тяготит такое бездействие. Как лучшие представители армии, они должны были бы подавать пример дисциплины. Ничего подобного. Они ропщут, хотят встать и готовы рыскать по кустам за дичью. Я использую весь свой авторитет, чтобы запретить им подниматься. Сириль ворчит, Робартс тоже выражает неудовольствие.

— Послушай,— говорит мой босеронец,— как можно вести такую жизнь?

— А я! — подхватывает Робартс.— Вы думаете, мне тут очень весело? Пусть мне дадут виски, джина, все равно что. И разрешат снова вести нормальную жизнь. Ради бога, Б..., позвольте мне проехаться верхом.

— Немного терпения, друзья. Вы уже делали, что хотели. Вы храбро сражались, а теперь надо умерить пыл.

— Как — умерить? — вскричали они одновременно.— Что значит — умерить пыл? Нам уже вот как хватило спокойствия!

— Потерпите,— настаиваю я.— Вы ранены. Еще три дня, и вы будете делать что хотите. Но пока вы подчиняетесь мне. Иначе, дорогие друзья, я пришлю санитаров, которые заставят вас успокоиться.

В двадцати шагах от «полевого госпиталя» я сталкиваюсь с двумя девушками, которые приветливо со мной здороваются.

Мисс Мэри пожимает мне руку, как принято у англичан.

— А вы, мисс Келли,— говорю я хорошенькой ирландке,— не хотите поздороваться со мной за руку?

— Но, мсье...

— Признайтесь, что вы на меня сердитесь.

— Я, мсье? Почему?

— Конечно, я ничего не знаю, но, может быть, вы считаете, что я не излечиваю достаточно быстро кое-кого, кто тоже полагает, что время тянется слишком долго, и отчаянно скучает.

— О мсье! Если бы я смела...

— Что бы вы тогда сделали, мисс?

— Я бы попросила у мисс Мэри разрешения пойти ненадолго к этим джентльменам.

Я не только разрешаю тебе, дорогая Келли, но и хочу спросить мсье Б..., не можем ли мы обе, не утомляя раненых, побыть там немного.

— Пожалуйста, я разрешаю. Это единственный способ удержать их от безрассудства.

Будучи уверен, что мои предписания теперь будут выполняться, я иду к повозке, в которой находится мое оружие, беру ружье, охотничьи патроны и четыре боевых — кто знает, что может приключиться! Затем отвязываю Мирадора и зову Тома, который, увидев, что я снаряжен для охоты, делает то же самое.

Уже в течение нескольких дней происходит нечто странное, какая-то чехарда в отношениях. Сириль, продолжая любить меня по-братски, теперь всецело подчиняется Робартсу. Том по-прежнему питает к своему хозяину — майору — фанатичную привязанность, а между тем постоянно ходит за мной по пятам.

Никто и не думает сетовать по этому поводу, ибо отношения наши стали более близкими после пережитых вместе опасностей. Но эта симпатия особенно сильна между теми, кем владеют одинаковые чувства, и поэтому Робартс и Сириль, два простодушных гиганта с любящими сердцами, стали неразлучны так же, как ваш покорный слуга и Том, старый туземный неграмотный врачеватель, прирожденный колдун Австралийского континента.

Я делаю знак МакКроули, который понимает меня с полуслова, и мы втроем отправляемся на охоту, вооруженные, однако, как для войны. Эй, господа! Куда это вы направились? — окликает нас сэр Рид.

— Собираемся одним выстрелом убить двух голубых журавлей, сэр.

— Выход из лагеря запрещен, господа.

— Но, сэр, мы же не в одиночку.

— Пожалуйста, не возражайте, господа дилетанты. Вы должны получить

разрешение на выход и взять с собой четырех человек.

Мы опускаем головы как провинившиеся школьники. Том пытается спасти положение, приводя свои доводы.

— Мастер, они ушел, далеко, назад, еще солнце.

— Ты с ума сошел, старина. Аборигены, возможно, находятся в ста шагах. Так что компания не помешает, не так ли?

— Конечно, сэр.

— Фрэнсис,— позвал скваттер канадца,— сопровождайте этих господ и возьмите с собой еще трех человек.

— С удовольствием, метр! — ответил бесстрашный канадец.

— Мсье,— обратился он ко мне,— я счастлив получить возможность поговорить с вами по-французски. Я ведь из Квебека.

— Значит, вы любите Францию? — спросил я, протягивая ему руку, которая исчезла в его огромной ладони.

— Да, мсье,— отвечает он по-французски.— Мы там все в душе французы.

— Ну что ж, дорогой соотечественник, на охоту! Мы еще успеем наговориться.

Менее чем через час мы очутились в земном раю для охотников. Куда ни глянь — мириады птиц со сверкающим оперением, яркие, как фейерверк, они улетают от нас, шумно взмахивая крыльями. Стада кенгуру, порой насчитывающие более трехсот особей, удаляются огромными скачками, унося малышей в сумках.