Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №06 за 1990 год

— Ничего не поднимайте с земли.

По-моему, поселение найдено...

Вскоре мы уже осторожно расчищали едва выступавшие из песка остатки стен жилища, по которым можно было предположить, где находился вход, из скольких «комнат» оно состояло и даже для чего примерно предназначалось. В некоторых «помещениях», очевидно, мастерских, хорошо сохранились очаги. Они были сложены из плоских узких камней, вертикально вбитых по окружности в землю. Такими же выкладывалось и дно. Хотя конкретное описание поселения можно сделать только после раскопок.

— Завтра попробуем найти здесь культурный слой,— говорит Галкин,— и определить глубину залегания «стен». А пока давайте расчертим площадку на квадраты. Надо зарисовать точную планировку жилищ стоянки, расположение на ней нуклеусов, орудий из кремния, фрагментов керамики. Их тут вон сколько.

Потом нанесем стоянку на карту...

Странное ощущение возникает, когда у тебя в руках черепок от кувшина, сделанного мастером эпохи энеолита. Пять-шесть тысяч лет назад наш далекий предок стоял, возможно, на этом же самом месте, обремененный пусть иными, но тоже человеческими проблемами.

О чем он думал? И можно ли будет когда-нибудь об этом узнать?

Костер быстро угасал. Подошел Михаил с термосом в руках.

— Ну что, мужики, чайку на сон грядущий — и спать?

— Мы еще постоим,— сказал я, взглянув на Галкина, который" все вертел в руках керамический осколок, и спросил:— С энеолитического поселения?

— Да,— кивнул Лев Леонидович,— интересная вещь получается. Фрагменты керамики, особенно венчики сосудов, которые мы обнаружили на поселении у Таучика, имеют довольно близкое сходство с так называемой воротничковой керамикой. То есть когда по горлышку сосуда идет утолщение,— пояснил он.— А воротничковая хорошо известна в других сопредельных районах Прикаспия, южного Приуралья, Оренбуржья и Нижнего Поволжья. Подобную керамику нашли и в песках около Красноводска на развеянном поселении близ поселка Кулимаяк. Если, конечно, мои предположения подтвердят раскопки будущих полевых сезонов,— Лев Леонидович наморщил лоб и замолчал.

Он, как всегда, осторожен в прогнозах, хотя на этот раз по нему было видно, что он уверен в своей правоте.

— Таким образом,— снова сосредоточенно заговорил Галкин,— намечается любопытная цепочка энеолитических стоянок от Южного Урала и Нижнего Поволжья до Красноводского залива. И объединяет их все — керамика, сходная по форме и орнаменту. Это так называемое предъямное время — время общности индоиранских племен, когда индоарии и ираноарии еще не разделились на две самостоятельные ветви. Видимо, цепочка этих поселений IV—III тысячелетия до нашей эры и свидетельствует о первой значительной миграции скотоводческих арийских племен в сторону Ирана из степей междуречья Волги и Урала задолго до II тысячелетия до нашей эры. Тем более что происходило это в тот период, когда Каспий находился в состоянии регрессии, то есть уровень моря упал ниже современного почти на восемь метров. Не сразу, конечно, регрессия продолжалась несколько столетий,— Галкин спрятал черепок в карман телогрейки и задумчиво произнес: — Вот и получается, что принятое в науке время миграции арийских племен еще требует серьезного уточнения.— Потом, спохватившись, добавил: — Все эти доводы надо еще подтверждать раскопками.

— Лев Леонидович,— не удержался я от вопроса,— но неужели до сих пор археологи в тех местах не работали?

— Увы, Западный Казахстан на археологических картах и сегодня пестрит «белыми пятнами»... Ну что, запишем пройденное?

Александр Глазунов, наш спец. корр. Шетпе —Сай-Утес-Бейнеу Окончание следует

С высоты ста двадцати метров смотровой площадки телебашни Янцзы кажется спокойной, хотя заметно, что вода поднялась. Несколько дней подряд дождь то принимается всерьез, то висит мелкой пылью, и тогда воздух можно потрогать рукой, как мокрое полотенце. В ущельях, где-нибудь у Чунцина, река превратилась в бурный поток, а здесь, на равнине, вырвавшись из Сычуаньской котловины и миновав Ичан, отдыхает, замедлив свой бег.

Виден отлично знаменитый Большой мост через Янцзы, двухъярусный, полуторакилометровый, построенный тридцать лет назад нашим инженером Константином Силиным. Он несокрушимо стоит на высоченных опорах. Телебашней, стоящей на Черепахе-горе и очень похожей на нашу Останкинскую, здесь гордятся не меньше, чем возведенной чуть раньше на противоположном берегу, на Змее-горе Башней Желтого Журавля, сооружением современным, но выстроенным под старину — многоярусной пагодой с высоко загибающимися кверху углами черепичных крыш.

Легенда рассказывает, что некогда сюда прилетел на желтом журавле даос-отшельник, остановившийся на отдых на безлюдной вершине Змеи-горы. Легенда жила, и около 1700 лет назад, в эпоху Троецарствия, на этом месте была построена башня. Впрочем, это скорее наблюдательная вышка, невысокая и невзрачная.

Впоследствии она не раз перестраивалась, пока в 1985 году не приобрела нынешний вид — пятидесятиметровая башня из гранита и мрамора, в пять ярусов, с золотистой глазурованной черепицей на крыше.

Черепаха-гора с телебашней устроилась в самом центре города, вернее, трех городов: старейшего Учана, скрывавшегося в дымке на противоположном берегу Янцзы, промышленного Ханьяна и делового Ханькоу, отделенного впадающей слева в Янцзы рекой Ханьшуй.

С высоты Ханьшуй кажется по сравнению с полноводной Янцзы если не ручейком, то речушкой, хотя у пристани стоят большие пароходы. Но все равно, ей далеко до Большой реки. У причала на Янцзы приютилось здание «колониального» стиля, где размещалась когда-то уханьская таможня. Над таможней башня с курантами, младшим братом лондонского Биг Бена. В 1858 году Ханькоу стал одним из первых открытых для иностранной торговли портов Китая. Примерно с 1861 года здесь стали создавать свои концессии Англия, Россия, Франция, Германия. И, как писали китайские хроники того времени, «вдоль набережных выросли ряды иностранных фирм, речную гладь бороздили заокеанские торговые суда, рынок наводнился иностранными товарами, и трехградье превратилось в мир спекулянтов и авантюристов».

Тогда же на пристань Ханькоу ступил наш наблюдательный соотечественник, оставивший о своем путешествии по Китаю поучительные заметки. Это был Павел Яковлевич Пясецкий, врач-натуралист и художник, член Императорского Русского Географического и других ученых обществ. «Глазам путешественника, подъезжающего в хорошую погоду на пароходе к Ханькоу,— писал он,— представляется следующая панорама: перед собой он видит обширную зеркальную гладь реки, уходящую в прозрачную, сливающуюся с небом даль; на правом берегу тянется длинный ряд зданий, стеснившийся в одну густую массу, возле которой на реке стоит как бы другой, плавучий город,— это множество разнообразных судов, а за ними возвышается оживленная набережная, усеянная рабочим людом — почти исключительно китайцами.