Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №12 за 1990 год

Во время пира невеста не притрагивалась к еде и питью. Ни с кем не говорила. Поначалу она сидела в комнате, которая станет спальней молодых,— здесь было выставлено ее приданое. Заглянуть сюда отнюдь не было нескромностью. Родственники, кланяясь и улыбаясь, просто зазывали туда. Подружка невесты отвела и нас. У стены сидела молодая, не шевелясь, потупив глаза. На ее лице не было румян. Наоборот, в соответствии все с той же гаммой классических китайских театральных красок, она была сильно напудрена: знак печали. Печали от расставания с почтенными и уважаемыми родителями. Вдоль стен стояли сундуки с одеждой, которые привезли вслед за невестой из родительского дома. Чуть ли не вся одежда была сшита и вышита ею самой. Вышивка редкостной аккуратности украшала и гору одеял — непременный атрибут интерьера дунганского дома, и полотенца, висевшие на стенах комнаты. Мы вышли, громко восхищаясь рукоделием. Похожая на изваяние невеста не шелохнулась.

Потом мы снова ели и пили, смеялись и говорили, но не видели невесту, пока они с женихом не приступили к поклонам перед родственниками. Поклоны сильно смахивали на рубку дров: нужно было поднять над головой сложенные руки, а потом с размаху опустить их, согнувшись всем телом, до самой земли. Молодые кланялись синхронно, по нескольку раз — в зависимости от возраста и степени родства. Потом все с таким же печальным лицом и опущенными глазами невеста сидела за столом, не притрагиваясь к угощению, лишь изредка вставала, чтобы молча выслушать пожелания (которые переходили в тосты) людей, расположившихся за двумя длинными столами во дворе. Невеста разительно контрастировала с оживленными гостями и весело озабоченными родственниками. Но при том именно она, тихая и отрешенная, была центром всей этой радостной суеты.

Вечером мы — в которой раз — пили чай. Разговор перескакивал с одного на другое, гости расходились. Поднялись и мы, вышли за ворота в темную ночь. И последнее, что видели в закрывающихся воротах — невеста низко кланялась, провожая гостей.

На этом свадьба не закончилась. Через неделю нас пригласили на мальчишник. Хозяйкой на нем была молодая жена...

Мы встретились у ворот. Все парни, как один, щелкали семечки. Такое единодушие меня несколько насторожило. Так положено? Ребята не перестали щелкать, даже войдя в комнату. Дома у дунган очень чистые, а тут шелуху бросают прямо на ковер! Да еще в карманах гостей вдруг обнаружились какие-то тряпочки, бумажки, конфетные фантики и прочий мусор. Все это немедленно покрыло пол, диван, кресла, так что хозяйка, внесшая было пиалы и чай, круто развернулась и побежала за веником. О ее передвижении по дому сообщал мелодичный звон подвесок, надетых поверх головного платка. Одежда ее была праздничной, но явно приготовленной для работы: кофта с короткими рукавами, заправленные в носки вышитые штаны, матерчатые тапочки с золотым узором.

Довольные гости следили за тем, как тщательно и быстро она убирает комнату, расстилает прямо на полу скатерти и расставляет чашки. Этот вечер был испытанием не только на домовитость, но и на кротость.

Все угощение в этот вечер приготовила она сама. Хрустящее печенье и сласти к чаю, салат из очень тонко порезанных овощей, лагман. Все это мы съели за неторопливой беседой. Но жених — наш друг — явно нервничал: что еще выкинут дорогие гости? Уже потом мне рассказали, что был на их памяти случай, когда то ли расшалившийся не в меру, то ли подвыпивший человек на таких же посиделках у приятеля намеренно залил жирным лагманом расшитые одеяла из невестиного приданого. В этот день, конечно, гость не услышал от хозяев ни слова упрека, но всем, как рассказывали, стало не по себе от такого поступка — он явно хватил через край. По счастью, на этот раз народ собрался солидный.

Вроде бы и пора уходить, но тут двое парней составили пустые миски из-под лагмана в пирамиду: на нижнюю положили пару палочек для еды, на них поставили еще две чашки, на каждую из них — тоже по паре палочек и по две чашки. По схеме: на одну чашку — две, потом четыре. Когда хозяйка пришла за очередной порцией посуды, довольно ухмылявшиеся парни предложили ей или унести это целиком (что было явно невозможно), или разобрать пирамиду в одиночку. Пожилую родственницу, которая пыталась что-то подсказать из соседней комнаты, немедленно и с возмущением удалили во двор. Молодая храбро взялась за решение задачи, присматриваясь так и этак, присев на корточки, но чашки раскатились со звоном...

За неловкость предусмотрен штраф, его платит супруг. Чашки — по количеству — соответствовали: одной бутылке лимонада, двум цыплятам-бройлерам и четырем тортам. Законное угощение для компании.

Когда расходились, настроение у меня было отличное. Точнее — новогоднее. Осталось ощущение праздника и пройденного рубежа — пусть не в моей жизни. И когда я снова про себя желал этой паре очень симпатичных людей благополучия, мне показалось, что часть их радости и надежды перешла ко мне.

Я бы тут и закончил свой рассказ. Но одна деталь: дома, в Ленинграде, я показывал китайским стажерам слайды, привезенные из селения Шортюбе. «Да это просто Китай, это настоящие китайцы»,— говорили они, глядя на экран, где появлялась невеста в ритуальной одежде, двор с длинными столами, за которыми сидели нарядные девушки в национальных костюмах... Но расшифровать некоторые детали ритуала, значение декоративных элементов они, горожане, не могли. Наверное, сказали они, дунгане в Киргизии сохранили традиции куда больше, чем жители национальных округов в самом Китае.

И это, возможно, так.

Петр Перлин / Фото С. Денисова Чуйская долина, село Шортюбе

Город всеобщего благоденствия

Жизнь старинного русского городка Кологрива, затерявшегося в костромских лесах, соткана из легенд... Сразу при въезде в город стоит громоздкое двухэтажное здание из красного кирпича. Сейчас тут краеведческий музей. Если же вы спросите у местных жителей, что в этом доме было раньше, то услышите: «Какой-то лесопромышленник построил железнодорожный вокзал...» Однако не трудитесь и не ходите вокруг, не ищите железнодорожных путей. Их здесь никогда не было. Это легенда. Но достоверно, что через Кологрив хотели вести ветку, однако из-за козней и интриг лесопромышленников, что-то не поделивших между собой, железную дорогу, бегущую к Тихому океану, проложили в ста километрах южнее, возле маленького села Унжа. Там появилась станция Мантурово — в несколько домишек,— а теперь это город, готовый взять под свою опеку и старинный Кологрив, который так и остался глубокой провинцией. Бывая здесь, испытываешь ощущение, будто попал в девятнадцатый век...