Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №12 за 1990 год

Свободны мы, цепей уж нет,

Сияет над страной невиданное утро

И солнце новое, повсюду виден свет,

И люди все иные уж как будто...

Это Игнатьев читал стихи Ефима Честнякова.

Потом мы снова бродили по деревне, и мой спутник рассказывал, как он отыскал здесь дневники художника, его фотоаппарат, свирель и многое другое.

На следующий день, уже в Кологриве, мой сосед появился в номере, порывистый и радостный. Голубые глаза его светились. В полутора километрах от города, в деревне Судилово, в овражке, отыскал он наконец большой, в человеческий рост, валун. Показал ему этот камень местный краевед Владимир Дмитриевич Осипов.

Спустя месяц я узнал, что Игнатьев помогал рабочим перевозить камень и вместе с ними ставил его на площадку, где еще недавно был заросший травой бугор. Рядом с камнем появилась мраморная плита: «Здесь стоял дом, в котором родился, жил и умер Ефим Васильевич Честняков, художник, поэт, мыслитель».

Я представляю, как везли этот валун по кологривским дорогам. Тяжелый труд!

Княжая пустынь

В двадцати километрах от Кологрива есть живописный уголок — Княжая Пустынь. Впервые я побывал здесь четверть века назад и понял, что уже до конца дней своих не забуду эту огромную гору посреди тайги и вид с орлиной высоты. И более того, в часы душевного смятения, тоски и недовольства жизнью я мысленно обращался к этому уединенному мирку, теша себя надеждой когда-нибудь вновь побывать на этом небольшом клочке земли, наполненном легендами и былями.

И случай представился.

Мой знакомый, оператор киностудии «Ленфильм» Борис Лизнев, собираясь снимать фильм, искал натуру. Я рассказал ему о Княжей Пустыни, и он загорелся. В лесопункте Советский мы встретились с Александром Петровичем Бадани-ным, бывшим лесником. Он сказал, что в Пустыни уже никого не осталось, все уехали. А его дом еще стоит, и он следит за ним. От поселка заготовителей до Пустыни километров семь будет, дорога нелегкая. Преодолевали ее с трудом. Прыгая на заднем сиденье машины, Александр Петрович почему-то вспомнил войну, кавалерийскую разведку, в которой служил, колхоз «Красный труженик» и пустынские урожаи: по 23 центнера зерна, оказывается, получали тут с гектара.

— А почему деревня зовется Княжая Пустынь? — поинтересовались мы.

— Речка у нас Княжая. А в Пустыни прежде жили монашки. Монастырь, значит, здесь был. При мне еще одна жила. Пашечка. Убили ее. И так ведь просто, из озорства. Поднималась однажды с хворостом в гору. А мужики выпили. И ну давай потешаться над ней. Дурачку Сережке Иванову говорят: «А ну-ка, мол, тюкни ее поленом по голове». Он и тюкнул. Да насмерть. Старушонке-то много ли надо?

Александр Петрович замолчал. Молчали и мы, смотря в лобовое стекло на дорогу, которая круто забирала вверх.

— В старину в Пустыни святое место было,— продолжил наш проводник.— Паломники приходили сюда из Вологды, из Вятки и из других мест, за сотни километров. В монастыре и гостиница была, красивая постройка с балконом. Сейчас уж она развалилась. Кто приходил свои грехи отмаливать, камни да воду в гору таскали. А иные просто полечиться приезжали.

— Чем же здесь лечились-то?

— Как чем? У нас здесь два святых потока. Говорят, от многих болезней эта водичка лечит. Меня иногда ломота в руках замучит, так приду на ключик-то сполоснусь, и проходит. Хотите верьте, хотите нет, это уж ваше дело...

Потом Баданин вспомнил две липы, которые росли на склоне горы и, по поверью, обладали целительными свойствами: погрызешь веточку, и зубы перестанут болеть. Липы спилили. Обрубок одного дерева я видел в краеведческом музее в Кологриве. Экспонат представляли как выдумку попов, греющих руки на невежестве народных масс. Музейная служащая Таня как-то попробовала погрызть обрубок — не помогло, зубная боль не прошла. Может быть, и в самом деле боли паломников проходили от самовнушения, но ведь и другое вероятно: дерево питалось соками земли, а они, возможно, целебными были. Ну а обрубок теперь стоит где-то под лестницей. Какая в нем жизнь?

По сей день еще идут в Пустынь люди, чтобы полечиться святой водой. Ведь для русского человека всегда было так: если вода лечит, значит, она святая. Перед нами пришла пешком женщина. Лежала в Горьком в больнице, ноги отнялись. И дала обет — если вылечится, то пешком в Княжую Пустынь пойдет — к святому потоку. И вот пришла...

Мы стояли на вершине горы. Моросил мелкий дождь. Дышалось легко. Далеко внизу гривами уходила к горизонту тайга. На склоне стоял стожок сена. Дух захватывало от красоты.

— Я такого творения природы не видел в жизни! — воскликнул Лизнев.

Потом Баданин повел нас мимо оставленных домов к деревянной церкви.

— Раньше в Пустыни было двести дворов,— сказал он с достоинством.— Деревянная церковь без гвоздей. Здесь был клуб. Когда-то спектакли ставили. А в каменной церкви — столовая. И пекарня тут же.

Рядом с деревянной церковью — погост. Все здесь поросло мхом. Вижу две чугунные плиты, прислоненные к церковной стене. На одной из них прочитал, что крестьянин Лука Васильев принес с Афона в Княжую Пустынь распятие животворящего креста.

— Тут раньше три плиты было,— заметил Баданин.— Одну увезли в столовую, в поселок. На кухне она сейчас. Готовят на ней.

Спустились немного вниз. Сумрачно под сводами исполинских елей. На крутом, почти отвесном склоне лежат камни разной величины. Те самые, что втаскивали когда-то в гору паломники. Был ли это сизифов труд? Не знаю. У каждого человека своя душа, которая одна знает, когда приходит время собирать камни...

Мы углубились в чащу. На ветвях деревьев висели белые лоскутки, указывающие путь к святому потоку. А вот и он. В этом месте сливаются три родника. В глубине чащи я заметил маленькую иконку. Дальше еще одну. Вода холодная, и впрямь непохожая на обычную. Но чем — я так и не мог понять.

Снова поднялись на вершину. Дождь прошел. Как-то враз посвежела тайга внизу. Вспомнились литографии Г. Ладыженского: «Вид святой горы» и «Святой колодец». Только краски в природе сочнее, ароматнее, что-то возвышенное есть во всем этом, притягивающее — не хочется садиться в машину, не хочется уезжать, спускаться в совсем непривлекательную низину.

На обратном пути мой приятель развернул на коленях карту Костромской области. «Посмотрим хоть, где мы находимся». Я повернулся к нему. На прежних картах Пустынь была чуть севернее города Кологрива. На новой карте ее уже не было...

Владимир Шпанченко / Фото В. Игнатьева Костромская область

Полярные биологи Института имени Альфреда Вегенера в Бремерхавене (ФРГ) создали огромный аквариум, в котором Михаэль Клагес и его коллеги содержат рыб и моллюсков, добытых со дна Антарктического моря при температуре минус один градус. Ученые выловили своих питомцев во время экспедиции научного судна «Полярная звезда» с глубины 700 метров. Животные бесцветны и филигранны, некоторые носят панцирь с бросающимися в глаза боковыми шипами и колючками на спине. Часть животных достигает очень крупных размеров. Антарктическая креветка по крайней мере в 10 раз больше своих сородичей из тропических морей.