Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №09 за 1976 год

— Далманис, а сколько труб здесь?

— Шесть тысяч семьсот шесть десят восемь...

— Вы не ошиблись? — думая что ослышался, спросил я.

— Шесть тысяч семьсот шестьдесят восемь, — повторил мастер. — Деревянных и оловянных, не считая труб фасада, — они не поют. Они остались как украшение, когда в 1883—1884 годах старый орган был заменен новым, более мощным. Он был построен немецкой фирмой «Валькер». Сейчас, хоть фирма эта и существует, таких органов нет. — Немного помолчав, мастер, снова увлекая меня за собой, сказал: — Я много лет работаю здесь и только-только открываю себе этот мир, еще много неясного. Я чувствую, что, для того чтобы сохранить этот исторический памятник, чадо изучить не только его механизм, но и его среду... Вот пойдемте сюда...

Мы подошли к каменной стене, и свет луча выхватил небольшой люк. Далманис спустился ниже, открыл люк. Сразу потянуло холодом. И только теперь я понял, что до сих пор пахло здесь старым деревом.

— В 1963 году Домский орган вышел из строя. Незадолго до этого в собор провели центральное отопление, а старый смотритель не понял, что это такое, и, желая содержать органное помещение в тепле, все кричал: «Топи побольше!» Зима была холодная, внутри органа было шестнадцать градусов — для Домского собора такая температура — жара. Орган начал сохнуть: мехи стали пропускать воздух, клапаны отошли, трубы шипели, гудели... Одним словом, дело было дрянь. В это время и пригласили меня сюда работать. Поначалу я испугался, но позже согласился. Вообще меня давно тянуло к этому органу... Приехал из Москвы мастер Козлов и стал нам помогать — у меня был помощник, мой друг, — заклеивал щели, трещины. Козлов, помню, все кричал, ругал нас. Нервничал. Он тоже не очень знал этот орган, хотя перед этим целый месяц был в Германии. И все же через две недели орган заиграл. Потом приехали немецкие мастера, тоже строгали, клеили... Но я сразу понял: для Домского органа самое главное — режим влажности. В то лето в помещении было очень влажно — это страшно. Здесь каменные стены дают много влаги... Тогда-то я нашел место в стене толщиной в один кирпич — видимо, раньше здесь было окошко в башню, — взял зубило, молоток и сделал люк. А зимой, чтобы было не очень сухо, я купил садовую поливалку, и, когда было очень холодно и сильно топили, мы поливали трапы, стены. По тридцать-сорок ведер воды. Теперь мы каждый день два-четыре раза измеряем влажность у пульта, в моторном отделении, внутри органа...

Гунар Робертович осветил свои часы, и мы стали спускаться.

— Был с нами случай, — продолжал мастер. — Приехал профессор из ГДР, седой, солидный. Он играет, а мы с моим помощником сидим и дрожим. Орган играет в полную силу — и вдруг слышим, где-то гудит, но пока тихо. Пошли внутрь органа. А когда орган играет в полную силу, внутри как во время бури, урагана в море. Как найти эту проклятую ноту — тогда опыта не было, — это сейчас я с закрытыми глазами найду любую ноту, смотрю на руки играющего и сразу пойму, где что случилось. Так вот, надо было найти. Кричу напарнику: «Иди смотри соль малой октавы». Он пошел к трубе и говорит: «Да, клапан задевает». Расшатал его, покрутил. «Можешь опустить», — говорит. А я держал в это время за тягу. Все это произошло за две минуты. Я угадал интуитивно. Пришли, сели на свое место. Как раз немец кончил играть. Подходит к нам и говорит: «Я старый профессор, много знал хороших мастеров, но не видел, чтобы на таком большом органе моментально устранили дефект».

А мы всего две недели работали самостоятельно...

Наконец мы вышли на свет. Закрывая за собой створки с барочной резьбой, я вдруг осознал, что держусь за творение рук мастера из 1601 года. Деревянные листья, покрытые бронзой, казалось, окостенели от времени. Все еще трогая дерево, подумал, что есть выражение: «металл устал», и действительно, вдруг он ломается. Интересно, устает ли дерево?

Старое дерево. И я спросил об этом.

— Старое дерево не устает, если, конечно, быть внимательным к его среде... — сказал мастер, сел за кафедру и заиграл.

Вдруг все загудело, пришло в движение; казалось, звуки возносились к куполу собора и осыпались вниз. Это была короткая вспышка. Ураган звуков.

— Я хотел показать вам полное звучание, — сказал мастер и поднялся, но тут же сел, нажал на ножную клавиатуру.

Прогудела низкая профундовая нота. Продержав немного, послушал и пояснил:

— Это фундамент.

На улице было солнечно, и земля, свободная от брусчатки и строений, зеленела. От проливного дождя остались лишь редкие лужи.

— Пойдемте, — сказал вдруг Далманис, — я вам покажу первый дом, где чистил дымоходную трубу.

Мастер в тяжелом и длинном пальто ссутулился еще больше. Мы пересекли площадь, на которой уже лежали тени островерхих домов, и, когда вошли в узенькую кривую улочку, я снова увидел статного человека с зонтом в руке. Он шел нам навстречу, на солнце его высокий накрахмаленный воротник блестел, как броня. Пройдя мимо нас, он так же, как и утром, с достоинством коснулся шляпы и важно сказал:

— Свейки.

— Откровенно говоря, — признался я Далманису, — утром, встретив на площади этого важного человека, принял его за вас.

— Если бы я был такой полный, не смог бы даже повернуться внутри органа. Он сторож...

Еще издали мастер показал на зеленый дом. Крыша у него была черепичная, с несколькими каменными дымоходными трубами.

— Я тогда чуть сознание не потерял. Идет из трубы горячий дым, едкий газ, из глаз слезы текут, а сам еле стою на ногах, ловлю воздух. Старый мастер смотрит на меня и заливается смехом...

Мы подошли, постояли. Дом как дом. Толстостенный, двухэтажный, с небольшими глубокими окошками. На стене дощечка: «Охраняется государством. Памятник XVII века».

— Пойдемте выпьем по чашке кофе, — предложил Далманис, — и по маленькому бальзаму... Я думаю, мы сегодня заслужили.

Надир Сафиев

Продолжение. Начало в № 5, 6, 7, 8.

Монссону и Кольбергу пришлось жарко. Стиг Мальм всю среду не давал им покоя; одно утешение — начальник оперативного штаба сидел в Стокгольме и мотал душу из подчиненных по телефону: «Что нового?», «Машина найдена?», «Убийца опознан?»

— Теперь у нас появились кое-какие данные, — сказал Монссон.

И немного погодя:

— Нет, не стоит... Гораздо лучше, чтобы розыск велся централизованно, чтобы все нити сходились в одних руках... Да-да, мы позвоним...

Монссон положил трубку.

— Грозится приехать сюда. Если будет летная погода, может за два часа до нас добраться.

— Только не это, — с тоской произнес Кольберг.

— Не принимай всерьез все, что он говорит, — ответил Монссон. — К тому же скоро дело пойдет. И вообще он не любит летать, я это давно заметил.