Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №03 за 1985 год

— Я работал на этой драге двадцать лет,— сказал Свен.

От драги несло сыростью и ржавчиной, а лесенка, ведущая в трюм, придавала ей сходство с заброшенным пиратским кораблем. Это ощущение не было случайным — золота, которое прошло через ее решета, наверняка хватило бы, чтобы нагрузить целую флотилию испанских галеонов.

Владелец этой машины не карабкался через обледеневшие крутые перевалы, не строгал сырую картошку, спасаясь от цинги, как первые старатели. Этот самый могущественный из королей Клондайка не прославился «подвигами» легендарных добытчиков времен «золотой лихорадки»: купанием в шампанском, как Билл Свифтуотер, обедами на золотых тарелках, как Большой Алек. Он не выбрасывал в запое самородки из окна, как здешний первооткрыватель Джордж Кармэк, хотя и имел золота несравненно больше. Ему не нужно было спешить, чтобы застолбить лучший участок.

Он пришел тогда, когда другие уже уходили, а столица Клондайка Доусон съежилась до размеров захолустного поселка. Он просто скупил большинство участков и завез на них плавучие фабрики золота, как делал до этого на приисках Аляски и Калифорнии. Звали его Гуггенхейм, и лишь в одном он был похож на прежних старателей: в момент, когда добыча переставала окупаться, просто переходил в другое место, не оглядываясь на брошенное имущество. Потому груды металлолома и доныне ржавеют в песках.

Потом мы снова пошли по отвалам. На бесконечных скоплениях голых гладких камней, ила и щебня за полвека не выросло ни травинки. Стальные щупальца драги разодрали чрево земли, размололи вечномерзлую почву, просеяли, промыли водой, а потом ртутью, которая растворила до последней пылинки желтый металл. Когда же проглоченные чудовищем куски земли изверглись обратно, каждый из них убыл на несколько граммов, но из-за них-то все это и затевалось. Соединенное и переплавленное в бруски, золото ушло в утробы банков на юге. И эти граммы были не единственным, что потеряла земля. Среди мертвой пустой породы затерялся тот тонкий слой почвы, которая образуется на севере тысячелетиями. Исчезли опавшая хвоя, семена растений, сухая трава.

Остался только глубокий шрам на лице земли, а рядом — несколько чудаков, которые в притоках Клондайка пытаются найти новые золотые россыпи.

Приз Клондайка

Ежегодно 17 августа весь Юкон празднует день, когда старый Пустомеля Кармэк — первооткрыватель здешнего золота — забил в землю первый заявочный столб и выставил в салуне выпивку всем желающим.

Я готовился к традиционному соревнованию в память Великого похода — пришествия тысяч искателей счастья на Юкон. Каждый участник должен был сделать из припасенных заранее бревен плот, сплавиться на нем по Юкону, пристать в Доусоне, застолбить участок и поторопиться к финишу, чтобы успеть сделать заявку. Меня манила не столь слава, сколь выигрыш в двадцать долларов, поскольку юконские цены сильно истощили мой карман. Как старый гребец, я умел работать веслом и рассчитывал, поднажав, вырваться вперед. В основном же я надеялся на местные нравы и праздничную атмосферу: еще до полудня остальные претенденты должны быть уже крепко под мухой.

Возле колесного парохода «Кено», навеки ставшего на якорь плавучего музея, стоял вертолет. Туристы прохаживались около деревянного театра, где, как в лучшие времена, каждый вечер буйно шумело кабаре, осматривали покосившиеся, осевшие дома, разглядывали полустертые вывески, предлагавшие ружья, амуницию и скобяные изделия.

Большинство старых громадных деревянных домов пустует: город, отболев «лихорадкой», снимался с места целыми кварталами. Воспрепятствовать упадку некогда сорокатысячного города не смог бы даже такой предприимчивый человек, как Джо Ладю — прошлое Доусона и его легенда. Но навар с «романтики» он сумел бы получить.

Джо Ладю — плут и торговый гений, убедил первооткрывателя Гендерсона, компаньона Кармэка, в том, что на реке Клондайк обязательно найдется золото. И сделал это только затем, чтобы старатель купил у него на дорогу продовольствие. Когда все спешили к Бонанзе, Джо Ладю и бровью не шевельнул. Вместо того чтобы забить столб на одном из многообещающих участков, он невозмутимо межевал строительные участки в пятнадцати километрах, у слияния Клондайка и Юкона. В то время как тысячи людей лихорадочно промывали золотоносный песок, он построил дом, где открыл салун с подачей крепких напитков, и поставил небольшую паровую лесопилку. Пятнадцать лет жизни среди старателей и охотников научили его, что работа лопатой — не единственный способ обогащения. И в нужное время он смог сразу предоставить три вещи, пользующиеся наибольшим спросом: виски, землю и строительные материалы. Вокруг его дома начали появляться палатки. Не прошло и года, как эти палатки, покрыв всю равнину, стали именоваться городом Доусон. Вскоре потекли деньги.

Джо Ладю снимал довольно густые пенки даже в мае, когда кончались солонина и мука и Доусону начинал грозить голод...

Основатель Доусона не был, однако, только бессердечным хапугой: за его стремлением разбогатеть скрывалась романтическая история. Он покинул Юкон с первой партией золотоискателей и поспешил домой, в штат Нью-Йорк, где долгих четырнадцать лет ждала его любимая. В свое время он не мог с ней обвенчаться, так как был беден. Теперь он вернулся победителем, увенчанный богатством и славой. Его имя гремело по всем Соединенным Штатам, сам президент Маккинли пожимал Джо Ладю руку. Семья невесты вдруг стала гордиться знакомством с ним, чего раньше не замечалось... На этом месте история могла бы кончиться хэппи-эндом и соответствующей моралью.

Но...

...Спустя короткое время счастливый молодожен умер от туберкулеза, который заработал в холодном северном краю.

За одну ночь (правда, полярную ночь) в этих пустынных местах вырос самый большой в мире деревянный город с театром, кабаре, танцзалами, игорными домами, двумя больницами, тремя церквами и обширной тюрьмой. Владелец одного из салунов Том Христиансен доставил на Юкон за тысячу долларов первую корову и собственноручно подоил ее на паркете танцзала. Стакан парного молока стоил пять долларов, вдесятеро больше, чем такое же количество виски.

Доусон стали называть «Парижем Севера». Правда, на главной улице грязь была по колено, в ней увязали кони и ездовые собаки, но в лавках можно было купить мороженое, бижутерию и театральные бинокли. Джентльмены во фраках и дамы в вечерних туалетах сидели за ужином из семи блюд в лучших ресторанах. Пучок редиски стоил здесь в два раза дороже, чем винчестер новейшего образца. Впрочем, редиски здесь было куда меньше, чем оружия.

На улицах Доусона опытные гангстеры из Техаса встречались с портовыми бродягами с обоих побережий Атлантики. Тем не менее здешней преступности было далеко до калифорнийской времен тамошней «золотой лихорадки». Сознание, что виновнику некуда податься, действовало сильнее, чем уважение к закону. В то время как преступник беспощадно гнал бы своих собак, уходя от погони, преследователи постоянно меняли бы упряжки. Укрыться здесь было негде.