Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №12 за 1973 год

Навстречу нам вышла целая демонстрация. Впереди — дети, за ними — женщины, дальше — мужчины. Они встречали нас, первых русских, посетивших этот край, первых советских людей.

Юноша по имени Салех, который руководил демонстрацией, оказался учителем. Первое, что сделал Народный фронт в освобожденном селении, — организовал школу. Салех учил детей грамоте, а попутно географии и истории. Я смотрел на мальчишек, сидевших на гальке, на голом берегу, и думал о том, что они еще не понимают, как много они уже получили, не ведают, сколько усилий потребовалось Народному фронту, чтобы буквально вытащить их из дикого средневековья в современность...

Близилось к концу наше пребывание в Дофаре. Но на прощание судьба подарила нам. чудесную встречу. Мы стали почетными гостями на партизанской свадьбе.

В горном селении, где несколько каменных домов словно башни возвышались над низенькими шатровидными хижинами, собрались бойцы на редкий для них праздник. Сбежались похожие на галчат мальчишки. Пришли старики и женщины. Девушки-курсантки из находившегося неподалеку Главного учебного лагеря Народного фронта расселись на земле, опираясь на винтовки и автоматы. Крестьянки с крупными серьгами, повязанные цветастыми индийскими платками, расположились около невысокой каменной ограды. Чуть в стороне попыхивали толстыми самокрутками погонщики верблюдов.

Стемнело. Зажглись керосиновые лампы-«молний», и в сопровождении нескольких бойцов, аккуратно подстриженных и выбрившихся до синевы по этому торжественному случаю, появились жених и невеста. Вместе им обоим не было и сорока, но они считались уже ветеранами Народного фронта.

— Именем революции вы нарекаетесь мужем и женой, —.торжественно произнес комиссар лагеря Ахмед фразу, наверное, только что придуманную им.

Грохнул залп, вспыхнули маленьким фейерверком две случайно попавшие сюда палочки бенгальских огней, ударили глухие барабаны, раздались вибрирующие крики женщин, и начались танцы.

Темп задавал тамтам. Круг танцующих освещали керосиновые лампы да пламя огромного костра. Лицо тамтамщика, с явно выраженными африканскими чертами было в тени. Бросалась в глаза лишь мускулистая рука, отбивавшая бешеный ритм. На немыслимо высокой ноте пели флейта и однострунная скрипка. Плыла какая-то таинственная музыка — своеобразный сплав заунывной арабской мелодии, родившейся в долгих переходах верблюжьих караванов, с бешеной африканской синкопой.

На руке тамтамщика выступили капельки пота. Забывшись, со счастливыми лицами танцевали дети сожженных деревень, разоренных, покинутых городов, разорванной на части страны, дети пришедшего в движение народа.

Погасли звезды. Стал тускло-желтым свет керосиновых ламп. Неслышно улетела бархатная ночь Южной Аравии. У догоревшего костра на голой земле, прикорнул боец, положив щеку на приклад автомата.

На востоке вставало золотое солнце. Через несколько мгновений оно повисло над горами. В его лучах я увидел темные фигуры на гребне горы: на восток, в Центральную зону, уходили бойцы.

Алексей Васильев

Сверху, с узеньких улочек Очакова, убегающих вниз к рыбокомбинату, море не казалось ни голубым, ни бирюзовым, ни зеленовато-синим... Из серой воды у пустынного берега рождались белые волны и ритмично выкатывались на песок.

Григорьев досадливо покачал головой. «Почти весь месяц так, — сказал он. — Штормит».

Там, в море, за серою пеленою тумана, где-то у многочисленных кос и островов, словно желуди, подвешенные на нитях к рамам, наливались белоснежной мясистой мякотью удивительные моллюски — мидии. Зрел урожай подводного экспериментального хозяйства. И Валерий Григорьев, младший научный сотрудник АЗЧЕРНИРО (1 Азовско-черноморский научно-исследовательский институт рыбного хозяйства и океанографии.), волновался за исход опытов, которые грозил сорвать шторм.

Валерий был хорошо сложен, черноглаз, черноволос и курчав. И лишь по чуть припухлым губам мог показаться человеком несколько простодушным. Он еще раз поглядел на море и продолжал начатый ранее разговор:

— Океанские пространства так и будут оставаться пустыней еще много веков. Для наших огородов, для аквакультуры, пригоден лишь шельф — прибрежная полоса. Что составляет три процента океанской поверхности...

Но и это, — продолжал Григорьев, вежливо раскланиваясь с дородными очаковскими рыбачками, которых никогда в жизни, казалось, не интересовала проблема питания, — не так уж мало. И океан не в малой степени поможет прокормиться людям... Американцы подсчитали, что с территории моря в полторы тысячи квадратных миль можно брать по двести тридцать миллионов тонн мяса мидии. Это в три раза больше того количества рыбы, что вылавливается сейчас во всем мире.

Цифры называл он фантастические, к ним трудно было привыкнуть. Григорьев, глянув на меня, добавил:

— Да-да. Не забывайте, что мидия — это чемпион по продуктивности среди морских животных.

Опытный мидийно-устричный комбинат встретил нас запахами солений, копчений, маринадных пряностей. Слюна так и забилась во рту. Но оказалось, что не мидиями тут пахло. Хотя их здесь обрабатывали и приготовляли, но занимались этим эпизодически. Сейчас лов мидий был прекращен, и комбинат коптил и солил океаническую ставриду. Григорьев угостил меня малосольной рыбиной, мясо ее так и таяло во рту, но, заметил он, нет ничего на свете вкуснее шашлыка из мидии.

Лаборатория Валерия напоминала тесное складское помещение. Посередине в беспорядке возвышались ящики. Поверх навалены капроновые шнуры с вплетенными в них кубиками желтого пенопласта. Это и были коллекторы, на которых вырастали мидии. На стеллажах стояли пробирки, банки с заспиртованными рапанами, всюду валялись раковины устриц и мидий. Комнату украшала медная доска с чеканным профилем девушки и огромный круг пенопласта, на котором были развешаны раковины с надписями и связки бирок. На круге я нашел названия местных островов и кос. «Здесь вся моя жизнь», — пошутил Григорьев. Надписи на раковинах указывали места, где располагались экспериментальные подводные огороды — «рамы» и «хозяйства», как назывались они здесь...

Первым человеком, доказавшим, что мидий можно выращивать в культурных условиях у нас на Черном море, был Анатолий Иванович Иванов, сотрудник АЗЧЕРНИРО. У себя в Керчи он вырастил на коллекторах мидий, которых уже можно было пускать в продажу. Каждый коллектор весил двадцать килограммов. Валерий, мечтавший долгое время, как и его товарищи, стать подводным исследователем, работать на научных судах, попав в лабораторию к Иванову, незаметно для себя «прилип» к новому делу и к суровому на вид, но справедливому и смекалистому шефу.