Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №02 за 1970 год

— Обратно в Мексику?

— Да. В Лагос. Это маленький городок севернее Мехико-Сити.

— Мне очень жаль, мистер Рамирес.

— Я уже собрал свои вещи, — глухо произнес мистер Рамирес, часто моргая черными глазами и растерянно шевеля руками.

Полицейские не трогали его. В этом не было нужды.

— Вот ключ, миссис О"Брайен, — сказал мистер Рамирес. — Я уже взял чемодан.

Только теперь миссис О"Брайен заметила стоящий у его ног чемодан.

Мистер Рамирес снова обвел взглядом просторную кухню, блестящее серебро приборов, обедающих молодых людей, сверкающий воском пол. Он повернулся и долго глядел на соседний дом, высокое и красивое трехэтажное здание. Глядел на балконы и пожарные лестницы, на ступеньки крылец, на веревки с хлопающим на ветру бельем.

— Вы были хорошим жильцом, — сказала миссис О"Брайен.

— Спасибо, спасибо, миссис О"Брайен, — тихо ответил он. И закрыл глаза.

Миссис О"Брайен правой рукой придерживала наполовину открытую дверь. Один из сыновей за ее спиной напомнил, что ее обед стынет, но она только кивнула ему и снова повернулась к мистеру Рамиресу. Когда-то ей довелось гостить в нескольких мексиканских пограничных городках, и вот теперь вспомнились ей знойные дни и несчетные цикады — они прыгали, падали, лежали мертвые, хрупкие, словно маленькие сигары в витринах табачных лавок, — вспомнились каналы, разносящие по фермам воду из реки, пыльные дороги, иссушенные пригорки. И тихие города, и теплое пиво, и непременные обжигающие рот сытные блюда. Вспомнились вяло бредущие лошади и тощие зайцы на шоссе. Вспомнились ржавые горы, запорошенные пылью долины и океанский берег, сотни километров океанского берега — и никаких звуков, кроме прибоя.

— Мне искренне жаль, мистер Рамирес, — сказала она.

— Я не хочу уезжать обратно, миссис О"Брайен, — тихо промолвил он. — Мне здесь нравится, я хочу остаться. Я работал, у меня есть деньги. Я выгляжу вполне прилично, ведь правда? Нет, я не хочу уезжать!

— Мне очень жаль, мистер Рамирес,— ответила она.— Если бы я могла что-то сделать.

— Миссис О"Брайен! — вдруг крикнул он, и по щекам его покатились слезы. Он протянул вперед обе руки, пылко схватил ее руку и тряс ее, сжимал, цеплялся за нее. — Миссис О"Брайен, я никогда вас не увижу больше, никогда не увижу!..

Полицейские улыбнулись, но мистер Рамирес не видел их улыбок, и они перестали улыбаться.

— Прощайте, миссис О"Брайен. Вы были очень добры ко мне. Прощайте! Я никогда вас не увижу больше!

Полицейские ждали, когда мистер Рамирес повернется, возьмет свой чемодан и пойдет. Он сделал это, и они последовали за ним, вежливо козырнув на прощание миссис О"Брайен. Она смотрела, как они спускаются вниз по ступенькам. Потом тихо затворила дверь и медленно вернулась к своему стулу. Она выдвинула его и села. Взяла блестящий нож и вилку и вновь принялась за свою котлету.

— Поторопись, мам, — сказал один из сыновей. — Все остыло.

Миссис О"Брайен отрезала кусок и долго, медленно жевала его, потом поглядела на закрытую дверь. И положила на стол нож и вилку.

— Что случилось, мама?

— Ничего, — сказала миссис О"Брайен, поднося руку к лицу. — Просто я подумала, что никогда больше не увижу мистера Рамиреса...

Перевел с английского Л. Жданов

Рассказ взят из сборника «Бандагал», который будет выпущен издательством «Мир» в 1970 году.

Внезапно врач задал ему странный вопрос: «Вы дорожите своей душой?» До этого визит протекал как обычно, и Зигфрид Моргентойфель ясно дал понять, что весьма сомневается в успехе. Долгие месяцы бесплодных хождений по врачебным кабинетам основательно подорвали его веру в медицину. Впрочем, к этому врачу он попал на прием впервые. Обратиться к нему посоветовал Моргентойфелю знакомый психолог. Но он почему-то сказал, что никому не следует называть имени этого врача. И теперь Зигфрид Моргентойфель подумал, что, видимо, предприимчивый эскулап, стремясь сильнее подействовать на пациента, умышленно окружил себя ореолом таинственности. Очевидно, и этот, казалось бы, неожиданный вопрос был отрепетирован заранее.

— Разумеется, я дорожу своей душой, хотя и не слишком, — ответил он.

Врач улыбнулся.

— Надеюсь, вы не приняли меня за Мефистофеля? Речь идет о научном открытии. Правда, аппарат еще проходит экспериментальную проверку, и его применение в лечебных целях пока запрещено законом. У меня могут быть неприятности. К тому же аппарат чрезвычайно дорогой.

— Что до цены, — сухо ответил Зигфрид Моргентойфель, — то, как вам уже известно, это беспокоит меня меньше всего.

Врач выдержал эффектную паузу и затем продолжал:

— Аппарат называется «экстрактор дельта», изобретен он совсем недавно и предназначен для извлечения души без какого бы то ни было ущерба для пациента. Но, повторяю, он еще не прошел окончательные испытания.

— Значит, чтобы избавиться от кошмаров, я должен пожертвовать своей душой?

— Совершенно справедливо, ведь больна именно ваша душа.

Зигфрид Моргентойфель растерянно потер глаза и сказал, что подумает. Он никогда не был особенно ревностным католиком, но мысль о том, что придется навсегда лишиться души, привела его в смятение.

Вообще-то рассказывать эту историю нелегко, ибо, в сущности, это две истории, в какой-то миг слившиеся в одну. Если прибегнуть к классической геометрии, то это равносильно тому, что две параллельные прямые пересекаются в некой точке А. Нелепость, абсурд? Да, но и сама эта история абсурдна.

Итак, наступил момент, когда параллельные прямые вот-вот должны были пересечься. Два главных действующих лица, незнакомых друг с другом, едут в одном купе первого класса. У окошка сидит Зигфрид Моргентойфель, шестидесятичетырехлетний владелец предприятия в Цюрихе. Напротив устроился Винченцо Лагана, двадцативосьмилетний калабриец из селения Корильяно Калабро. Сиденья обиты желтым бархатом. У Моргентойфеля на коленях лежит газета, но он не читает. Он дремлет, прислонившись головой к спинке сиденья, его одутловатое лицо нервно подергивается. Винченцо Лагана не спит, он смотрит в окно на поля и деревья. Время от времени он начинает разглядывать свои руки. Одет он с претенциозной элегантностью, свойственной богатым южанам.

Конечно, путешествовать в вагоне первого класса — это вам не шутка. Винченцо Лагане нравится чувствовать себя важным синьором. Он с удовлетворением потянулся. В купе первого класса сиденья удобные, мягкие, не то что в тот раз. Да, в тот раз... А ведь прошло каких-нибудь десять дней.

Тот вагон заполнили молодые калабрийцы, одетые так же плохо, как и он сам. Сиденья были жесткие, деревянные. Стоило на минуту отлучиться в коридор, пусть даже в уборную, как по возвращении тебя обдавало застоявшимся запахом дешевого сыра, вина и пота. Во сне ты прислонялся головой к плечу соседа, а он к тебе.