Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №11 за 1971 год

Ночь провел на крестьянской подводе, а утром был в Бугульме.

Попросил остановить лошадь у дома Дедулмных. Едва держась на ногах, поднялся на крылечко парадного входа, дернул деревянную ручку звонка и как подкошенный повалился на ступени...

Очнулся точно после долгого сна и никак не мог понять: где я и почему в постели?

В комнате с одним занавешенным окном пахло лекарствами. В углу распятие Христа, над кроватью картина Васнецова «Иван-царевич и Серый волк». На стуле женское платье, халат темной расцветки, на столике круглый будильник.

Тихо открылась дверь, и в комнату осторожно вошла Аня.

— Наконец-то! — бросилась она ко мне.

Глаза ее налились слезами, бледное, со впалыми щеками лицо порозовело.

— Боже мой, огнестрельная рана! Я думала, сойду с ума. Хотела вызвать доктора, но не рискнула. Решила врачевать сама. Слава богу! — сквозь слезы проговорила она и провела рукой по моим волосам.

— Что творится в городе, Аня?

— Повальные обыски, аресты... Но пусть это тебя не беспокоит, наш дом вне подозрений.

— Аня, а где мои вещи?

— Не волнуйся! Тетя Паша сожгла их!

— Как сожгла? — с отчаянием воскликнул я. — Там...

— Револьвер и удостоверение, — досказала Аня.

— Да... И... солдатские ботинки.

— Сжигать ботинки на толстой подошве у тети не хватило духу, — с усмешкой сказала Аня. — Они нужны?

— Очень.

— Пусть полежат в погребе. На всякий случай я принесу другие и костюм брата. Ведь ты с ним одной комплекции...

Меня бил озноб, болела рана. Сведения я не мог доставить в штаб. Линия Мелекесс — Бугульма была забита воинскими эшелонами с солдатами и артиллерией, и я их видел. Если в ближайшие день-два мне не удастся переправить эти данные, я никогда не прощу себе собственного бессилия.

— Аня! Мне нужна твоя помощь...

— Ты знаешь, я ни в чем не могу тебе отказать.

— Нужно разыскать человека, которого зовут Сахабом. Живет он у татарского кладбища...

Когда Аня ушла, я взял карандаш, ученическую тетрадь и принялся шифровать донесение.

Пролетело несколько часов. Аня должна уже возвратиться. В городе, где власть принадлежит военному коменданту и контрразведке, можно ожидать всего, и я настороженно прислушивался к каждому шороху. Наконец Аня пришла.

— Сахаба нет дома. Но я нашла человека, который хорошо знает твоего друга.

— Надежный человек?

— Простой и совсем не похож на сыщика... Слава богу, я понемногу стала разбираться в людях...

Под вечер к дому подъехала грузовая подвода. Один из седоков остался при лошади, другой слез, неторопливо поднялся по ступенькам крылечка и кулаком постучал в дверь.

— Салям! — поклонился вошедший.

У порога стоял чуть выше среднего роста плотный мужчина в тюбетейке, в оборванном зипуне, с мешком и кнутом в руках. Он был похож на старьевщика, и пахло от него кожей и какой-то кислятиной.

— Как тебя зовут? — спросил я, вглядываясь в обросшее, загорелое лицо незнакомого человека.

— Я не спрашиваю, как зовут тебя... и тебе не надо знать моя имя, — ответил татарин.

— Можно и так, — согласился я. — Если ты знаком с Сахабом, не можешь ли передать ему, чтобы он зашел ко мне? Да ты садись, садись!

Татарин сел, положил к ногам свой мешок, подумал и, прикладывая руку к груди, сказал:

— Моя голова и руки будут служить тебе, если знать будут, что ты хороший человек.

Я понял, что речь идет о пароле.

— Тебе говорил Сахаб что-либо о «черном золоте»?

— А-а, якши! «Черное золото»!.. Якши! — с удовольствием протянул татарин. — Сахаб потихоньку сказал мне такое слово! Тогда слушай меня... — Он закрыл глаза и быстро заговорил: — Когда ревком ушла из Бугульма, Сахаб вставал вместе с солнышком и ходил на вокзал. Там он считал, сколько вагонов пришел, сколько туда-сюда ушел... Его в Бугульма за верста всё знают. «Вот идет Сахаб!» — так скажет. Он одевал девчонкин юбка, кофта, платком закрывал лицо и шел на вокзал. Один день Сахаб девчонка, другой день старуха ходит. Праздник был, Сахаб хорошо одевался — и на вокзал. Русский офицер глядел на хороший девчонка, побежал за ним. ласково говорит: «Э-э, куда, красавица, пошел?» — «Симбирск буду ехать», — так сказал Сахаб. «Симбирск? Железный дорога красный солдат ломал. Хочешь, лошадка возьмем, город Мелекесс пойдем, потом Симбирск. Якши?» — «Якши, — сказал Сахаб. — Возьму шурум-бурум и на вокзал приду». Сахаб приходил на моя квартира, сказал: «Передай моему другу Гарееву, белые на Симбирск пойдут...»

— А где сейчас Гареев? — перебил я.

— Гареев ушел, — ответил татарин. Он открыл глаза, посмотрел на меня и, опустив голову, продолжал: — Сахаб одевался красиво, взял корзинку, пошел на станция. Там увидел Са-хаба наш торговец, тоже татарин, шибко сказал: «Гляди, русский офицер, эта мальчишка!» Русский офицер хватал Сахаб за платок. Мальчишка!.. «Вставай лицом к стенке», — кричал офицер. «Пускай смерть отвернется!» — сказал Сахаб. «Вставай на коленка!» — опять кричал офицер. «Ни перед кем не вставал на коленка», — Сахаб так сказал...

Татарин рассказал, как на привокзальной площади офицер застрелил Сахаба и оставил труп тут же на устрашение. Проходя мимо, люди дивились: татарка, а с короткими волосами!

В ночь на вторые сутки друзья похитили труп Сахаба и по мусульманскому обычаю похоронили на татарском кладбище.

Я слушал эту трагическую историю и никак не мог отделаться от мысли: «Сахаба уже нет!»

— Убей меня аллах, но я должен отомстить за кровь Сахаба! — сказал татарин, прижимая руку к груди.

— Отвезешь мое письмо в Симбирск, это и будет твоей местью за смерть Сахаба. Согласен?

— Якши, якши! — поспешно ответил тот. — Давай бумага, скажи, кому отдавать, завтра меня не будет в Бугульма.

— Бумагу получишь завтра...

Он встал и хотел уходить, но вошла Аня.

— Я помешала вам?

— Невеста? — глядя на Аню, спросил татарин. — Якши твой невеста! — И, уходя, громко произнес: — Салям!

В ту ночь долго я не мог заснуть, все думал о Сахабе.

Только утром закончил копировать донесение. «Белые нацеливают свой удар на Симбирск... Широко применяют переброски войск на крестьянских подводах... Маневр дает огромные преимущества в подвижности и маскировке резервов, тогда как наши отряды прикованы к эшелонам... Порожняк создает ложное представление о численном превосходстве...»

— Проходите, проходите! Чего тут в коридоре стоять, — услышал я голос Ани.

Вошел знакомый татарин, приложив руку к сердцу:

— Салейкум салям! Давай бумага!

Я показал мешок и шов на нем — здесь был зашит свернутый в трубку листок курительной бумаги — и рассказал, кому ее отдать в Симбирске.

Рана заживала плохо, но все же я решил немедленно пробираться к своим. Еще не окрепший, я был похож на тень и вызывал сострадание. Только поэтому с помощью Ани мне не стоило большого труда устроиться в санитарную летучку Народной армии, которая обслуживала части белочехов, нацеленные со стороны Уфы на Симбирск.