Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №05 за 1972 год

Стройку на горе окрестили шутливо, но ехидно — «ослиное гнездо». Харадзе за словом в карман не лез: ослов-то, оказывается, больше внизу, в долинах... Но шутил он незло, хоть и задиристо. Он обивал пороги канцелярий, доставая столь дефицитные тогда стройматериалы, телеги и платформы. Иногда уставший от его веселого упорства хозяйственник начинал объяснять:

— Не могу дать материал, товарищ дорогой, генацвале: завод строим, завод! Ну откроешь ты свою звезду на год позже... Неужели не понимаешь?

И Харадзе действительно не понимал — почему, когда создается промышленность, должна отставать наука, ведь она сама фундамент будущей техники?

Стройматериалы он в конце концов получал. Но обсерватория — это прежде всего инструменты. А каждый большой астрономический инструмент уникален не менее, чем скрипка Страдивариуса.

В приключенческих романах нужные вещи появляются просто. Какой-нибудь Робинзон на необитаемом острове вдруг находит сундук, который выбросило море. Харадзе жил в реальном мире. Но однажды в Москве на складе он обнаружил ящики, в существование которых поверить было никак невозможно! В них хранился новейший рефрактор Цейса, большой, уникальный, только что привезенный из-за границы. И это уж совершеннейшая фантастика — у телескопа даже не было хозяина!

У Харадзе от счастья забилось сердце. Но «астрономический остров», на котором обнаружился телескоп, был уже заселен учеными, и не одна обсерватория страны пожелала бы получить этот новенький инструмент. Чтобы решить его судьбу, была создана государственная комиссия во главе с М. И. Калининым. Докладывал старый большевик П. Г. Смидович. История и в самом деле была невероятной. Впервые знаменитая фирма «Цейс» изготовила столь мощный рефрактор для зарубежной обсерватории, его отгрузили в адрес Ростовского университета, но то ли не хватило средств на перевозку, то ли ростовчане не проявили упорства...

— Мы предлагаем установить телескоп в Абастумани, в первой нашей горной астрофизической обсерватории, — заявил Б. В. Нумеров.

— А почему не в Пулкове? — заинтересовался М И. Калинин.

И здесь кто-то из астрономов допустил оплошность: вместо того чтобы обрисовать условия для наблюдений в горах, он стал хаять дождливые равнины и даже сказал, что Пулково мокрое, гнилое место. Михаил Иванович вступился за горячо любимый им Ленинград. Судьба телескопа повисла на волоске. Но, выслушав специалистов, Калинин улыбнулся:

— Что ж, пожалуй, вы правы. Будем поднимать науку в гору. — И пожелал астрономам ясного неба.

К лету 1941 года Абастуманская обсерватория находилась в самом расцвете. Первый, 33-сантиметровый рефлектор поселился в сдвоенной башне. Большой рефрактор Цейса поставили в здании с подвижным полом. Харадзе с блеском защитил диссертацию. Его работы печатались в солидных научных изданиях. И вот война. Расколото мирное небо. Звезды закрыты тенями чужих самолетов.

В Абастумани рядом с телескопами стоят винтовки. Сигнал — и группа астрономов превращается в истребительный отряд. С севера рвется фашистская дивизия «Эдельвейс». Но обсерватория в Абастумани продолжает свою работу. «В то время, когда война заставила нас сократить ведущиеся с давних пор наблюдения, мы знакомимся с отчетами, сообщающими нам об интенсивной работе на горе Канобили». Это писали не астрономы объятой пламенем Европы, а их коллеги из далекой Америки, и удивление их можно понять.

— А мы твердо верили в победу и потому работали как могли лучше... — вспоминает Харадзе. — В нашем оптимизме было много наивного: только теперь, читая историю войны, я понимаю, сколь серьезным было тогдашнее положение. Конечно, и мы обратились к насущным, земным проблемам: начали изучать верхнюю атмосферу, что важно для борьбы с самолетами, а эвакуировавшийся к нам из Крыма академик А. Г. Шайн разработал спектральный анализ крови. И все-таки мы продолжали заниматься астрономией.

В это самое тяжелое для страны время Харадзе начинает главный труд своей жизни — «Каталог показателей 14 000 звезд».

Скупой на слова, вежливый и деликатный, Харадзе не любит блистать. Но на скольких известных теориях лежит отблеск работ, выполненных в Абастумани, и сколько пустых гипотез нашло здесь свой конец!

Он пришел в астрономию, когда в ней начались серьезные события. Вот уже несколько веков ученые знали: в мире есть только планеты и звезды. И вдруг открытие: оказывается, вся эта россыпь светил, именуемая Млечным Путем, всего лишь остров в бескрайней вселенной, одна галактика из целого сонма. Не успел мир привыкнуть к этому потрясающему открытию, как астрономы принесли новую весть: все эти галактики разлетаются, как сдутые парашютики одуванчика.

В астрономии назревала революция: вслед за ее Колумбами и Магелланами готовились в путь картографы и геодезисты. Но тут вспомнили предсказание В. Я. Струве (его работы по-новому осмыслили чуть ли не век спустя): рано составлять карты, мы живем как в тумане, космическое пространство вовсе не пустота, в нем столько диффузной материи, что из нее можно было бы слепить миллионы солнц!

Да, все так и было. Спектральный анализ межзвездной среды беспристрастно сообщал: да, материя там действительно существует, и она не движется вместе со звездами. Так вот почему часто не совпадали выполненные разными способами измерения расстояния до одних и тех же звезд — «туман» скрадывал расстояния, изменял видимые параметры светил!

Здесь было от чего прийти в отчаяние. Ведь астроном в отличие от географа не может пойти посмотреть, а что же там на самом деле. Обманывала сама межзвездная среда. Ее нельзя было удалить или изменить. Ее можно было только изучить. Этой труднейшей проблемой и занялся Харадзе.

Да, самые мощные телескопы были за океаном. Но у Харадзе были дерзость, упорство и задор. В принципе схема его мысли была, конечно, проста: солнце на закате кажется красным, свет прожектора краснеет, пройдя сквозь туман, значит, и видимый нами цвет звезды не обязательно таков, каков он на самом деле. А каков он есть? Вот это-то и следует определить, иначе мы ошибемся, измеряя расстояние до звезд, и наш космический остров — галактика — покажется нам вовсе не таким, каков он на самом деле.

Гершель завещал астрономам «наблюдать все, что светится». Харадзе занялся тем, что чаще невидимо. Гершель сравнивал астронома с наблюдателем, изучающим лес из его чащи. Харадзе прибавил: деревья эти как бы находятся в тумане. К двум извечным врагам астрономов — краткости человеческой жизни и беспредельности пространств — прибавился третий: межзвездная среда. Но нет преград, которые устояли бы перед силой разума.

Звезды, как известно, делятся на спектральные типы: цвета их изменяются от красного до голубого. Есть несколько признаков, по которым можно установить тип звезды. А затем сравнить его с тем, что мы видим в телескоп. Если цвет звезды не отвечает другим ее свойствам, то тут можно ожидать влияния межзвездной среды. Такова схема. Но только схема.