Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №05 за 1972 год

Во-первых, каждую звезду нужно сфотографировать через несколько светофильтров. Во-вторых, выделить узкие полоски спектра. Получается ни много ни мало десятки тысяч снимков и сотни тысяч измерений. А теперь представим, что делалось это в 40—50-е годы, то есть тогда, когда расчеты не велись еще на ЭВМ.

Но если бы дело было только в расчетах! Тип звезд далеко не всегда известен. Но и этого мало. Сама галактическая среда не сплошная, а клочковатая, есть там и облака и прояснения, но — где что — увидеть не всегда можно: на одних участках нет звезд, на других «галактические облака» сгущаются настолько, что абсолютно закрывают, например, такой мощный источник света, как ядро галактики.

К каким только ухищрениям не прибегают астрономы в Абастумани, чтобы просветить кромешную тьму, скрадывающую строение нашей Галактики! Они изучают даже поглощение света, идущего от других галактик. Присматриваются, как со средой там, на иных островах вселенной. Напомню: астроном, изучающий строение нашей Галактики, подобен человеку, изучающему топографию леса, стоя посреди чащи, да еще эта чаща подернута туманом!

И Харадзе пишет: «Астроном, исследующий Галактику, не может освободиться от мечты, несбыточной даже в наш век быстрого развития космонавтики, — удалиться от нашей Галактики на несколько сот тысяч световых лет и оттуда взглянуть на нее — это сразу пролило бы свет на многие тайны структуры Галактики».

Да, масштабно мечтают ученые... И Харадзе нетрудно понять. Не сегодня-завтра человек ступит на Марс и Венеру, и многие гипотезы планетологов будут отвергнуты или перейдут в ранг теорий. А звездные астрономы — узнают ли они когда-нибудь, как выглядит ядро Галактики, и смогут ли когда-нибудь увидеть ее со стороны?

Харадзе руководит атакой на звезды, он председатель КЗА — Комиссии звездной астрономии Астросовета АН СССР. И когда однажды он получил телеграмму, где это сокращение было расшифровано как «председателю колхоза», он невольно улыбнулся: работать на звездном поле приходится так же упорно, как и на колхозном.

Рассказывают, что Харадзе строгий и даже неистовый председатель. Прибыв в любую точку мира, он сразу же звонит в Абастумани. И поднявшись к себе на Канобили, он сохраняет связь со многими обсерваториями мира. Два раза в неделю с завидной точностью машина его курсирует из обсерватории в Тбилиси и обратно. Но, указывая свой адрес, он пишет неизменно — Абастумани. Астроном должен жить там, где его работа, — здесь он неумолим. Сотруднику нужна квартира? Он предоставит ее, но на Канобили, а не в Тбилиси. Необходимо кому-нибудь чаще ездить в столицу? Здесь Харадзе навстречу не пойдет.

Рассказывают, что некогда у него в обсерватории были собаки. Он спускал их на ночь во время наблюдений: астрономам не к чему слоняться между корпусами. Ученые шутили: нет Харадзе — привязаны собаки, он в обсерватории — не можем передвигаться мы. Но это дружеская, незлобная шутка. Потому что прежде всего в Харадзе чувствуется не начальник, а товарищ. И когда он не спит ночами в Абастумани, готовый прийти на помощь любому наблюдателю, и когда он просит звонить ему в Тбилиси даже ночью, говоря, что у астронома нет особой рабочей части суток. И когда, ненадолго освободившись от забот, превращается в веселого и заботливого товарища своих многочисленных сотрудников. А работают с ним, как правило, всю жизнь. Это интересно, хоть и нелегко, и тот, кто, не выдержав, уходит, обычно возвращается в Абастумани.

Харадзе — профессор Тбилисского университета, основатель и руководитель кафедры астрономии. В каждом талантливом студенте ему видится будущий сотрудник Абастуманской обсерватории, продолжатель его дела. Но до чего же трудно воспитать настоящего астронома! Это математикам достаточно доски и мела, физики и химики могут учиться в обычных университетских лабораториях. Астроному нужна обсерватория, не учебная — настоящая. Но кто же даст вузу настоящие телескопы?

Однажды, находясь за рубежом, Харадзе прислал в адрес ректора такую телеграмму: «Не возражаете ли вы против приобретения оборудования обсерватории для студентов?» Ректор ответил: «Не возражаю». Думал ли он, что в университет прибудет настоящий телескоп, плата за который ляжет бременем на вузовский бюджет?

Пожалуй, больше всего Харадзе не любит вопроса: а зачем человеку Галактика, звезды? А для чего Колумб плыл к земле, где «люди ходили вниз головой»? А зачем нам холодная Луна или удушливая Венера? Он знает, вселенная богаче того, что можно представить. Он верит старику Бэкону, что знание всегда сила, а значит, добывать его — счастье.

А. Самойлов, наш спец. корр.

Абастумани — Тбилиси — Москва

После того как я побывал в десятках разрушенных городов, увидел скелеты мостов, проехал по изрытым бомбами дорогам, с обеих сторон которых тянулись нескончаемые поля, залитые водой, после всего этого долгого пути по Вьетнаму я спросил себя: что за люди они, эти вьетнамцы? Кто они, способные вынести, кажется, все и не побежденные ни разу в истории никаким врагом.

Конечно же, не я первый задался этим вопросом. Тысячи раз писали уже о героизме вьетнамцев, об их упорстве, патриотизме и решимости. И все это правда. Но, в конце концов, как ни велик героизм, одним им ничего не объяснишь. Ведь для того, чтобы противостоять тому немыслимому изобилию совершеннейшей военной техники, которую двинули на Вьетнам американцы, одного героизма мало.

Вьетнамская эпопея не знает себе равных. Ее невозможно назвать обычной войной, которую рано или поздно может решить математическое уравнение расстановки сил. Вьетнамцы воюют с небольшим перерывом почти тридцать лет, причем с нормальной военной точки зрения они всегда были более слабой стороной в войне. До мира во Вьетнаме пока еще далеко. Но абсолютно очевидно, что американцам никогда не удастся выиграть эту войну, и это равнозначно для них поражению, подобного которому не бывало еще за всю историю Соединенных Штатов.

Те из нас, поляков, кто пережил оккупацию, помнят, как тяжко пришлось тогда, в 39-м и позднее, тем, кто не сумел приспособиться к новым, военным условиям, кто не смог перестроить свою психику. Ведь то, что нормально в мирное время, становится зачастую смертельно опасным в пору войны. Сколько людей погибло в те годы только из-за того, что мыслили категориями ушедшего мирного времени!

Шофер-вьетнамец, где бы ему ни довелось ехать, останавливает свою машину под деревом, только под деревом. Совершенно автоматически, по привычке. Крестьяне не носят одежды из яркой материи. Когда-то, в дни первых регулярных налетов, яркая одежда была запрещена официально. Теперь это осталось, вошло в привычку. Такие детали сразу бросаются в глаза и западают в память, потому что через них начинаешь понимать, как глубоко изменила война весь образ жизни вьетнамцев. Когда во Вьетнаме наступит мир, людям трудно будет привыкнуть к спокойной жизни. Ведь подрастает уже третье поколение людей, содержанием жизни которых была и есть война. Война, требующая отдачи без остатка. Победы вьетнамцев в ней — это прежде всего победы мысли над силой, духа над техникой. В этом, мне кажется, и проявилась одна из наиболее сильных сторон вьетнамского характера, и о ней мне хотелось бы рассказать подробнее.