Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №09 за 1972 год

«Челюскинец» неделю назад был еще новехоньким судном. Всего три года назад его построили, а теперь он лежал на дне, готовясь в лучшем случае стать металлоломом, в худшем — остаться ржаветь и гнить на банках. А агенту на все это было в высшей мере наплевать. Он улыбался и щелкал аппаратом.

И Чикер спросил у представителя «Ллойда»: не будет ли он любезен прислать эти снимки в СССР? Англичанин обещал. И тогда, чувствуя внутри неприятный холодок бешенства, Чикер сказал улыбаясь: а может быть, вскоре эти снимки пригодятся и самому мистеру, после того, естественно, как спасатели поднимут и отбуксируют в Ленинград «Челюскинец». Англичанин рассмеялся совсем весело и искренне, забыв даже на время, что страховку платить все равно придется.

Кормовую часть теплохода поднять было проще и легче буксировать — на ней почти в целости осталась переборка, воды в трюме не было. Зато носовая часть представляла жалкое зрелище: значительные повреждения, часть станков выброшена в воду. Они были разбросаны кругом, точно взрывом. Водолазы их стропили. Станки грузили на транспорты. Несколько тысяч тонн станков и листового металла — для этого не спасатели были нужны, а портальные краны. Вес некоторых станков тридцать-сорок тонн!

Как и предполагали, кормовую часть подняли достаточно быстро, и буксир повел этот обрубок теплохода в Ленинград. Зато с остальным пришлось повозиться. Для перехода по морю в носовой части предстояло возвести новую прочную переборку и откачать воду из трюма, иначе нос не держался бы на плаву. И переборку предстояло поставить под водой. А на море непрерывные штормы. Таких работ никто в мире не производил, чтобы под водой ставить переборку площадью более ста квадратных метров.

И англичанин, который почему-то из Таллина не уезжал и регулярно приходил на буксире к «Челюскинцу», так и сказал: пустой номер...

Но спасатели принялись за работу. Когда было готово около половины многослойной деревянной переборки, пошел сильный ветер, волна. От свежего дерева полетели щепки. Было страшно смотреть, когда волна ударяла в переборку — щепки летели вверх на два десятка метров. Спасатели с горечью наблюдали, как в пух и в прах разлетается все, на что ушла уйма тяжевого труда. Когда шторм затих, пришлось начинать все сначала, благо строительным лесом запаслись впрок. И вскоре носовая часть была на плаву и торжественно — так казалось спасателям, — именно торжественно была отбуксирована в Ленинград, где в доке сварщики благополучно завершили работу эпроновцев, сварив ее с кормовой частью. «Челюскинец» готов был снова отправиться в рейс...

Чикер вспомнил фотографии англичанина — хорошие снимки прислал он ему в Ленинград, и часы — подарок наркома Морфлота, большие» карманные часы, большие и круглые, как луковица...

Николай Петрович пришел в себя, услышав по телефону голос командира подводной лодки: «Вот только что вроде потянуло, и дифферент уменьшился вполовину. И все. Дальше?» Радист смотрел выжидающе.

— Буксирам дать самый полный... — Чикер перегнулся и плеснул в лицо немного соленой воды. Поглядел на часы: неужели дремал?

Рычаги машинных телеграфов на буксирах перевели на «Самый полный вперед»... Трос не выдержал. Он лопнул и выскочил где-то в стороне от баркаса. С подводной лодки сообщили: «Нас что-то толкнуло...» Внизу сразу не догадались, что случилось...

Первое, что пришло в голову сразу за этим, — благодарение, что не сбросили перед буксировкой на грунт все шланги, кабели и трубопроводы. Спасатель подводных лодок подтянулся на старое место и принялся вновь вентилировать отсеки лодки, пополнять запасы сжатого воздуха.

На спасателе срочно готовились заводить новый, теперь уже стальной буксир. При всех сомнениях — перевернет или нет тяжелый трос лодку — оставался этот единственный выход.

Первый водолаз, а за ним и второй, которые уходили вниз крепить к «бублику» буксир, запутались в многочисленных концах, идущих от спасателя к лодке. То ли сказалась страшная усталость изнурительного труда и бессонница, то ли плохая видимость и сильное течение, но они висели теперь где-то на полпути к лодке, и их тоже надо было спасать: время пребывания водолазов на глубине приближалось к критическому, когда лечебная декомпрессия могла не помочь.

Чикер стоял у поручней и глядел в черную воду. Почти трое суток без сна измотали. Постоянное нервное напряжение притупило, казалось, все чувства. Что-то надо было срочно придумать, изобретать, ворошить память...

Он вызвал Никольского. Скуластый, чуть сутуловатый, Павел Николаевич Никольский появился сразу, словно стоял все время за спиной. И Чикер долго смотрел на него изучающе, как будто в первый раз увидел старого своего товарища после долгой разлуки.

— Павел Николаевич, выручайте... — сказал Чикер глуховато. — Надежда только на вас. Выручайте. — Ему показалось, что говорит очень сухо. Как будто и просит, а на самом деле получается вроде приказа.

Он старался не смотреть на скрюченные тяжким водолазным трудом пальцы Никольского с подагрическими распухшими косточками суставов.

Когда» он вызывал Никольского на спасатель, то и не помышлял посылать его на глубину, тем более что знал — Никольский болен, и болен серьезно: сильное воспаление вен, распухли ноги. Он вызвал его для советов. Но теперь советы Никольского помочь уже ничем не могли. То, что предстояло сделать под водой, могли сделать только эти скрюченные пальцы, казавшиеся неподвижными и корявыми лишь непосвященным. Эти руки мгновенно справлялись с любой работой: боцманской, плотницкой, а если бы потребовалось подводникам, то, наверное, и с кружевной. Врачи всегда наотрез запрещали Никольскому ходить на большую глубину, а сейчас предстояло идти в обычном трехболтовом снаряжении и работать бог знает как долго. Распутать двух водолазов и еще завести стальной буксир — на это надо время... А времени-то как раз и не было. Вот поэтому Чикер и вызвал Никольского, потому что никто не смог бы сделать эту работу быстрее капитана второго ранга, а может, и просто не сделал бы. И Никольский сказал:

— Готов. Разрешите одеваться?

Он уже уходил, когда Чикер неожиданно остановил его:

— Подожди. Послушаем, что скажут врачи.

И сразу понял, что пытается обмануть самого себя, потому что все уже было предрешено, и даже категорический отказ врачей не изменил бы обоюдного товарищеского решения. Чикер решил дать себе небольшую отсрочку, чуть потянуть время, чтобы прикинуть все до конца — все ли возможности исчерпаны, чтобы посылать старого друга на риск отчаянный, оправданный — и все же отчаянный и в чем-то несправедливый. И Никольский, было видно, все понял и догадался. Еще раз повторил: