Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №11 за 1972 год

Старый Орхей — многослойный памятник. За этим понятием всегда скрывается хаотическое нагромождение врезанных друг в друга веков и культур, приводящее в отчаяние первых исследователей. Сейчас на археологической карте Орхея относительное благополучие. Отмечены следы стоянки древнекаменного века, остатки скифского и славянского городищ; безошибочно узнаются в раскопе слои древнерусского, золотоордынского и молдавского городов, раскопана и отреставрирована каменная цитадель XV века; примерно намечено, где стояла деревянная стена древнерусского города; на девятьсот метров прослежены мощные земляные валы и проведены обмеры средневековых монастырей, вырубленных в скале над Реутом, притоком Днестра, охватывающим с трех сторон Орхейский мыс.

...Святой в экспедиции послеобеденный час Бырня пожертвовал мне на экскурсию по Орхею. Мы прошли безлюдной по рабочей поре улицей Бутучен, красивого, по-молдавски опрятного села с разноцветными, до блеска ухоженными домами («Здесь хотят живой этнографический музеи учредить — в придачу к Орхею; здоровая мысль!»), и с гребня каньона, вырытого Реутом, неприметными каменными ступенями спустились ко входу в пещерный монастырь, венчающий весь заповедный орхейский пейзаж. Коричневая вода Реута была недвижна, а берег измят острыми овечьими следами. Библейская жара загнала овец под ненадежную тень скального монастырского навеса. У Бырни оказались какие-то свои хозяйственные разговоры с пастухом, сидевшим в позе праотца рядом со своим стадом. В одиночестве облазив таинственные пещеры со следами копоти — конечно же, древних костров — на сводах в тщетном желании простучать хоть какой-нибудь подземный ход, прокрутив в воображении неторопливые картинки из жизни монахов, согбенных пещерными сводами своих жилищ (легенды, наверное, были где-то рядом), я снова спустился к овцам. Мы легли с Бырней в траву и начали мечтать вслух.

...Нам виделся Орхейский заповедник уже во всем величии — двухэтажное (мы были скромны) прохладное здание музея с профессорским блеском витрин экспозиции и рабочим хаосом камеральных лабораторий. Нам виделись толпы туристов с глянцевитыми многоцветными путеводителями в руках, благоговейно выслушивающих экскурсоводов на многочисленных смотровых площадках. Мы спускались в раскопы, ибо не представляли себе этот заповедник без ежедневных, все расширяющихся археологических работ, а на бровке стояли в почтительном молчании туристы, ожидая появления клада. Сидели за уютным столиком кафе (уставленным, разумеется, напитками прохладительными) и заходили в сверкающие чистотой дворики Бутучен, где привычные уже к своей новой на старости лет работе ласковые бабуси объясняли нам вековую мудрость устройства крестьянского своего дома. Мы пили ледяную воду из колодца, скрытого в тени глинобитной башенки, украшенной изображениями скорбного месяца и хитроглазого солнца, — обычного, традиционного молдавского колодца.

Но долго мечтать Бырня за эти десять лет так и не научился. Он неожиданно вскочил и потащил меня к яме с обвалившимися краями, на дне которой лежали заросшие травой камни. «Пилоны караван сарая. Золотая орда. Уникум».

...Мы привыкли обращаться к жителям тех мест, где раскопками обнаружены исторические памятники, с просьбами и призывами хранить их, не разрушать, оберегать, ставим охранные знаки (иногда монументы целые), но как часто забываем о главном — о психологии тех, к кому обращаемся. Археолог видит в камнях, лежащих на дне раскопа, уникальный памятник, а случайный прохожий — лишь яму с беспорядочной кучей никому не нужных камней. Но никто никогда не тронет ни камня, если увидит, что сюда вложен человеческий труд, что эти камни — научная ценность, о которой помнят, над которой работают. Если бы тогда же, когда нашли эти пилоны, пришли сюда реставраторы, хотя бы наскоро, до дальнейших исследований, закрепили кладку цементом, уберегли их от разрушения, ни одного камня не было бы стронуто с места. Но реставраторы только в Кишиневе, их мало, а работ по всей республике невпроворот. И когда дойдет очередь до орхейских пилонов, может оказаться, что здесь уже делать нечего...

Все, что нужно для заповедника, должно быть у его директора. Он должен обладать возможностями и обязанностями премьер-министра и отвечать за все, что входит в понятие «Заповедник Старый Орхей»: за сохранность экспонатов и за текущие научные исследования, за своевременную реставрацию и размещение туристов за рекламу и состояние подъездных путей... «Да разве могу я сейчас сказать, за что потребуется отвечать в Орхее? Ведь аналогий такому памятнику нет нигде...»

Бырня вновь стал хозяином, человеком, не только гордящимся своей верховной властью над порученным делом, но и ответственным за дальнейшие судьбы его.

...Ну что ж, социологическую аксиому — уровень ситуации характеризуется уровнем претензий и требований — пока еще не отменил никто...

3

И, слушая эти претензии и требования, читая сугубо деловые фразы «об утверждении схемы функционального зонирования Государственного заповедника «Старый Орхей» и мероприятий по археологическому исследованию, реставрации, застройке и благоустройству его территории», обязывающие несколько министерств и ведомств республики провести конкретные, четкие, определенные работы, воспринимая все это как нечто само собой разумеющееся, трудно представить себе, что еще три десятка лет назад археологии Молдавии, по сути дела, не было вообще.

Когда в начале XVIII века тонкий политик, державный управитель и неутомимый собиратель древностей «господарь Молдавский» Дмитрий Кантемир создал капитальный труд «Описание Молдавии», в котором впервые были приведены полулегендарного характера сведения о заднестровских древностях, это была единственная — на полтора века вперед — серьезная попытка проникновения в историю этого края. Полтора века лишь отдельные увеселительные вояжи «в поисках бескорыстно любительских наслаждений» да случайные находки составляли фон исторической науки о заднестровских землях.

Правда, состоялось в 1898 году торжественное открытие Бессарабской губернской архивной комиссии, которая по декларациям своих создателей должна была вести археологические исследования, — но вся деятельность ее состояла в длительных заседаниях, наполненных красивыми сообщениями о пользе подобных исследований.

Правда, даже случайные находки, сделанные во время крестьянских работ, вызывали интерес у археологической общественности России и за право приобрести их спорили музеи и частные коллекции Москвы, Петербурга, Одессы и других городов, — но эти находки так и оставались лишь безымянными сувенирами истории.