Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №08 за 1974 год

Еще несколько часов подъема — и перед нами огромный скалистый выступ Буйунголо. Шестьдесят лет назад здесь разбил лагерную стоянку герцог Абруццкий. Я с волнением гляжу на низкие каменные ограды — остатки его лагеря. На стоянке Буйунголо я оставил Мухаммеда и дальше поднимался один.

На высоте четырех тысяч густой лес из вереска и кустов ежевики уступил место крестовнику. Фиалки, лютики и герань сменились мхами и лишайниками. Пронзительный зеленый цвет растительности стал более мягким, словно добавили в него желтой краски.

Чем ближе к вершине, тем больше сходства обретает растительность с такими же высокогорными лугами Альп, Кордильер или Гималаев. Хотя по ночам температура падает ниже нуля, цветут лобелии. А утром солнце за полчаса разгоняет туман и растапливает сосульки, бриллиантами рассыпая капли по траве.

У меня не было ни фотографий, ни плана, ни даже кроков Рувензори. В сплошном тумане, среди мешанины ледников только логика и альпинистское чутье вели меня к вершине горного хребта, разделяющего Уганду и Заир. Экипировка была неважная — ни веревки, ни крюков, ни ледоруба — я оставил их Мухаммеду. Поднимаясь по леднику, приходилось обдумывать каждый шаг. И все же я вскоре «седлаю» хребет, а теперь уже — час пути до самой высокой вершины, с которой берет начало полноводный Нил. Вот и пик Маргериты — 5109 метров над уровнем моря. Я гляжу на солнце — оно в зените. Я смотрю на часы — полдень. Я совершил восхождение от подножия до вершины ровно за семь дней. Герцогу Абруццкому с отрядом носильщиков понадобилось для этого времени гораздо больше.

Кое-где клочки тумана подрезают гору, и мне кажется, что я оторвался от земли, и она медленно проплывает подо мной, как глобус...

Сокращенный перевод Г. Гаева

Вальтер Бонатти, итальянский журналист

В селе Обыршия, расположенном в румынских Западных горах, жил некогда крестьянин по имени Хузер. Однажды, в далекие времена приехала в эти места австро-венгерская императрица. Сельчане угостили ее лучшей кизиловой цуйкой и черничным повидлом, приготовленными дедом Хузером. Глотнула императрица цуйки, и глаза у нее полезли на лоб, а глиняная фляжка выпала из рук. Но вместо того чтобы разбиться, фляга подскочила, как мячик. Тогда удивленная государыня сказала старику (а состоявший в свите граф Имре Мезензёффи перевел на ломаный румынский язык), что в жизни своей не пила такой цуйки и не видывала глиняной фляжки такой крепкой, что и не разбить.

Из поколения в поколение делают обыршане цуйку и повидло, горшки, миски и кувшины.

О горе, откуда жители берут глину, рассказывают, будто это плоть человека, на которого пало проклятие. Давным-давно эта гора была гончаром, который спокойно занимался своим делом.

Как-то раз наделал он много мисок, горшков и кувшинов, да сложил их в большом беспорядке, вперемешку, потому как рассердился на них: вышедшие из его рук изделия были недовольны, упрекали его в том, что он недостаточно хорошо облил их глазурью или не так округлил.

«С каких это пор горшки учат мастера, делать их так, а не иначе, а?» — закричал раздосадованный мастер и запустил маленьким кувшинчиком в большой кувшин, что лежал внизу груды посуды. Гора горшков обрушилась на человека и погребла его. Он стонал под осколками, а тут мимо проходил добрый дух. Дух вытащил гончара из-под груды обломков и из жалости, видно, спросил, кем бы ему хотелось быть.

«Богачом», — ответил гончар и тотчас стал богатым. Но одолели его заботы богатства, и однажды пожелал он стать королем. И стал.

Летом, разморенный жарой, он подумал, что неплохо бы стать солнцем, чтобы палить зноем других. И тут же стал солнцем. Но солнце закрыли тучи, и ему захотелось стать тучей. Став тучей, гончар, гонимый ветром, был занесен невесть куда и пожелал стать ветром. Вот дует он изо всех сил в лицо земли, но ему мешают горы. «Хочу быть горой!» — кричит и в тот же миг окаменел. На этом закончилась нить чудес, ибо жадный гончар уже изрядно надоел доброму духу. И остался он навсегда горой...

В поисках глины люди разрыли нутро новорожденной горы и услышали стоны. «Что это?» — спросили они. «Голос земли! — ответил кто-то невидимый и добавил: — Послушайте его!» Люди брали ком глины и подносили к ушам. Глина говорила. Но недолго. Когда замолкала, люди снова месили ее, чтобы услышать слова, и глина говорила. Каждый новый кувшин или миска рассказывали о чем-то новом... И рассказывали, наверно, так прекрасно, что люди придумывали десятки и сотни глиняных форм, чтобы услышать новые и новые чудесные истории. В их руках глина плакала, вздыхала, пела им о всех печалях и мечтах. Глазированная, украшенная рисунками, она оживала и пела от радости, приходила ночь, и все нанесенные на нее рисунки начинали играть. Рисунки шли как будто из другого мира, мира мечты. И это так гончарам нравилось, что они месили и месили глину...

О мастерстве обыршан и сегодня говорят в Румынии с восхищением. Действительно, то, что создают они, — подлинное искусство. Так, например, даже горшки — огромные горшки для свадеб, крестин, праздников — пузатые, с толстыми стенками, сделаны не на гончарных кругах, а слеплены вручную — так они гораздо прочнее; ручки их — будто упертые в бока руки, и сами горшки словно готовы пуститься в пляс. Внутри кувшинов звенят глиняные бусы, специально положенные туда «для музыки». На горлышке у них ожерелье из белых, изогнутых зигзагом линий.

Местные жители уверяют, что в этих кувшинах, украшенных изнутри и снаружи, вода из горных источников может храниться годами, не меняя вкуса. Их устье — будто уста человека. Одни как будто насвистывают, другие удивленные, будто произносят большое «о».

На рынке можно увидеть группы кувшинов, расположенных по росту, будто целые семейства: отец, мать и дети. Так оно и есть: большие кувшины покупают родители, средние — девушки, а маленькие — дети, которые гремят ими до тех пор, пока родители не наполняют кувшинчики медом или лимонадом. Кувшины и кувшинчики... Уставленные рядком на рынке или во дворе гончара, они образуют мозаику различных форм и расцветок. Обыршийские крестьяне говорят: «Расцвела земля мисками». Одни из них напоминают полураспустившийся цветок, другие — радужное крылышко бабочки, третьи — какого-нибудь зверька. Среди них глиняные свирели; словно змеи, курительные трубки с головой дракона, копилки-собачки, поросята, котята, белочки со свистком на хвосте; будто застывшие в полете птицы с распростертыми крыльями и даже глиняные человеческие головки, также служащие горшочками.

Все это делается из остатков глины, из отходов гончарного производства. Обыршане создают их для того, чтобы услышать «голос земли».