Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №08 за 1974 год

В горах Тянь-Шаня, на реке Нарын, растет высотная плотина будущей гидростанции. Осенью этого года войдет в строй первая очередь Токтогульской ГЭС. Об одном, как всегда нелегком, рабочем дне на стройке — а их были тысячи! — рассказывает наш специальный корреспондент.

Ледяной ветер метался по мосту через Нарын. Шинко прижал «газик» к перилам, вынес из машины пятилетнего внука и крикнул, перекрывая шум воды и ветра:

— Смотри!

Было уже совсем темно, мощный прожектор бил сверху в глубину каньона, и там, на дне, в зыбком, неверном свете двигались бульдозеры, машины, люди... Мерцали сотни огней, тянулся пар от горячего бетона, стонали краны, лязгал металл. Ночной створ напоминал внезапно разверзнувшуюся преисподнюю. Над ним нависли скалы, словно стремясь сшибиться каменными лбами. А вокруг белыми неровными линиями плыли в воздухе горы.

На створ вел скальный туннель — светящаяся километровая каменная лента. В туннеле было гулко и тихо, будто скалы прислушивались к тому, что происходит у них внутри. Навстречу неслись КрАЗы, груженные бетоном. Стройка работала круглосуточно, плотина росла утром, днем, вечером, ночью...

В Кара-Куль — поселок девяти тысяч строителей Токтогульской ГЭС — я приехал всего час назад. Первый, кто встретил меня, был заместитель начальника стройки по быту Петр Федорович Шинко. Я слышал, что журналисты всегда стремились попасть сначала к Шинко. Свежего человека он заряжал цифрами и фактами, хотя был всего-навсего «богом быта».

— Знаете ли вы, что Нарын по своему энергопотенциалу равен Волге? — говорил он мне так, будто делал соучастником удивительного открытия. — 22 станции, которые мы построим на Нарыне, дадут стране более 36 миллиардов киловатт-часов в год...

Он шелестел передо мной картами, яростно жестикулировал; я следил глазами за его узловатым пальцем и видел воочию зеленую ящерицу Нарына. Она осторожно выползала из озерка на леднике Петрова и начинала прыгать с уступа на уступ, становясь все больше, все бешенее... На протяжении семисот километров Нарын падает в буквальном смысле слова на три с половиной километра!

В Кара-Куле было 25 градусов мороза, уже давно наступил вечер, хотелось в гостиницу, хотелось горячего чая... Но Шинко вывел «газик», взял с собой внука («Он тоже еще не видел створа!»), и мы помчались в горную тьму. И теперь я не жалел об этом. Это была настоящая феерия: ночь, звезды, горы и как бы в самом центре мироздания туманно светилась, неудержимо подымаясь среди скал, исходя бетонным паром, плотина. Ветер буянил на ее шатре, затянутом брезентом, рвал, как зубами, тяжелую мерзлую ткань...

27 километров туннелей ведут сегодня на створ. Самый большой туннель — пассажирский, длиною три километра, — находится на высоте свыше девятисот метров. Несколько месяцев две горные бригады шли в скале навстречу друг другу, пока не произошла сбойка — сантиметр в сантиметр.

...По ночам Казбеку Султановичу снятся весенние воды Нарына. В чаше Токтогульского моря сейчас всего 40 метров глубины, уровень его не поднимался всю зиму. Но начнется паводок — и берегись...

Вот почему ранним утром, когда первая смена еще пьет чай, начальник управления основных сооружений Казбек Хуриев уже шагает по котловану, обдумывая, когда же можно будет наконец воздвигать стену на правом, слабом берегу.

Потом он идет туда, где над крышей здания готовят глубинные аварийные водосбросы, так называемые «лотки». По его подсчетам, море в паводок поднимется еще метров на пятьдесят. А если выше? Хуриев родился в горах и знает, что горные реки коварны. Потому и нужны ему до зарезу аварийные лотки, чтобы, если понадобится, спустить по ним лишнюю воду...

Хуриев стоит на 133-й отметке и смотрит вверх. Там, на скале, чудом прилепилась деревянная хибарка, похожая на забитый ящик. Альпинисты, которые работали здесь задолго до появления строителей, не тронули ее, будто знали, что когда-нибудь она станет для Хуриева своеобразным ориентиром. Чуть-чуть не дойдет до этой хибарки одна из самых высоких на планете плотин, когда поднимется на свои 217 метров.

Морозное солнце встает над каньоном. Из туннеля прямо на плотину вперевалочку выползают автобусы. Молодые, крепкие парни двигаются к бетонному залу.

— Здравствуйте, Казбек Султанович!

Монтажники, взрывники, бетонщики...

— Казбек Султанович, правую скалу надо крепить.

— Думайте, ребята, думайте... — отвечает Хуриев.

— Будем нагнетать в породу цемент.

Хуриев распахивает полы брезента и входит под своды бетоноукладочного зала. После прошедшей ночи бетонщики поднялись почти к самому шатру.

— Монтажникам готовить подъем шатра! — командует Хуриев.

Шипящие облака пара застилают свет. Мчатся между шатровых колонн, как слаломисты, «Нарыны» — юркие, странного вида машины. Пять таких машин без всякой задержки подают укладчикам более трех тысяч кубометров бетона в сутки. Дышащие паром кучи бетона падают на разогретый пол. Бульдозеры набрасываются на горячую насыпь, подминают ее гусеницами, выравнивают по высоте блока — и тогда за дело принимаются вибраторы. Под бетоном, в панцире железных змеевиков, бежит ледяная вода, остужая его до температуры скал, в объятиях которых ему отныне предстоит жить...

Хуриев идет по плотине, чуть наклонив голову и выставив вперед плечи. Из-под шапки выбиваются черные с проседью завитки. Глядя на него, я вспоминаю слова Шинко: «У Хуриева жизнь, семья, время — все ушло в плотину...»

— Двенадцать лет назад мы жили с ним в одной палатке, — вспоминает прораб Леонид Коренкин, провожая глазами маленькую ладную фигуру Хуриева. — Искали пути к будущему створу. Со всех сторон давили пустынные горы, от криков в пропасть срывались каменные лавины...

Хуриев наблюдает, как сваривают трубы водоводов. Эти трубы поднимающаяся плотина вот-вот готова одеть в бетон. Брови инженера, хмурясь, сходятся у переносья.

Он подводит меня к окну в брезентовой стене, заставляет высунуться на свистящий ветер и молча кивает вниз. Далеко внизу лежит море. Отсюда на дне своей чаши оно кажется небольшим озером. На миг я представляю себе весенний паводок, когда море поползет вверх, прямо к нашим ногам, и Хуриев будет напряженно ждать, точны ли его расчеты...

К пуску ГЭС Токтогульское море примет в себя около 20 миллиардов кубометров воды. По четырем основным водоводам она будет падать на лопасти четырех турбин со 186-метровой высоты, а отработав, уходить в далекое, продуманное человеком путешествие на хлопковые поля Ферганы и Ташкентского оазиса.

...К середине дня плотина шагает на 134-ю отметку, и мне кажется, будто я поднимаюсь вместе с ней.