Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №08 за 1974 год

Хуриев приказывает поднять шатер. Гектар металлоконструкций, подпираемый снизу подвижными колоннами, колыхаясь, ползет вверх. Когда закрепили шатер и потолок вновь стал для бетонщиков недосягаемым, по крыше зашагали молодые ребята из бригады Николая Еланского. Монтажники. Они стелют брезент, крепят его у скал. Ветер налетает сверху, справа и слева, оттаскивает людей друг от друга, вырывает из рук перила, которые они перебрасывают к скале. Иногда ветер с треском разрывает полы брезента, и тогда в зал влетает стужа, а в «окнах» маячат белые горы. Но монтажники вновь подползают к «окнам» и, опустившись на веревках, ловко латают дыры. Казбек Султанович с восхищением наблюдает за их работой и, тихо посмеиваясь, говорит:

— Высотные портные... Бригаду Еланского, как я слышал, кидают на любой прорыв. В прошлом году во время паводка затопило самый большой транспортный туннель, вода поднялась выше человеческого роста, и ребята работали как водолазы. Они сутками откачивали насосом воду. А поздней осенью семеро монтажников демонтировали трубу через Нарын. 25 тонн металла на тросе. 900 метров высоты от подошвы Нарына. 14 рабочих смен в воздухе...

Монтажники спускаются с шатра на плотину, в теплый бетонный зал, растирают обветренные кирпичные лица, шумно толпятся вокруг бригадира. Еланский — в распахнутой спортивной куртке, толстый свитер упирается в упрямый подбородок; под серой заячьей шапкой черные, угольные глаза... Мне кажется, что я уже видел его когда-то: он похож на артиста Евгения Урбанского — и крепким лицом, и манерой говорить, суровой и доброй улыбкой...

Я спрашиваю, куда собирается Николай после окончания этой стройки.

— Пока течет Нарын, пока на нем будут строить станции, я с этих берегов не уйду. На мой век здесь работы хватит.

Почти всех Хуриев знает в лицо, многих — по имени, но бригадир Николай Еланский у него на особом счету. Он напоминает ему Кара-Куль первых палаток. Невозможно забыть, как Еланский, в те годы совсем еще мальчишка, бесстрашно работал на береговых скалах Тегеран и Кыз-Курган рядом с такими асами, как мастер спорта альпинист Владимир Аксенов и «снежный барс» Анатолий Полинский. Они скатывали вниз каменные лавины, крепили камнеловушки, спасательные сетки, лестнички...

Внутри скал ухали взрывы, горные мастера пробивали туннели к сердцу створа. По этим туннелям шли машины с оборудованием. А в ущелье по-прежнему бушевал Нарын, но через него уже летали на тросах бульдозеры; на огромной высоте монтировались трубы, вгрызались экскаваторы в аллювиальные наносы Нарына, добираясь до материнской породы скал. Позже пошли КрАЗы с первым бетоном...

Вместе со стройкой росло и мастерство Николая Еланского.

На Токтогульской ГЭС проходили испытания экспериментальные краны для поднятия грузов на небывалую высоту. Впервые по горным дорогам пошли 65-тонные самосвалы, каждый из которых заменяет девятнадцать ЗИЛов.

...По скалам распласталось солнце. В голубом небе, в ослепительном сиянии снегов ощущалось приближение весны. Правда, ветер был по-прежнему безжалостным. Он падал в пасть каньона и шел круговертью. Люди, кончившие смену, стояли на плотине и, надставив козырьки рук над глазами, наблюдали, как ползут по гребню скалолазы. Они проверяли состояние спасательных сеток и камнеловушек. Искали трещины, которые могут стать причиной сдвига скального массива. Двигались в разных направлениях, клали в трещины стекла и закрепляли цементом. От малейшего колебания стекло треснет и оповестит строителей об опасности.

А внизу ждали вестей: как ведут себя стекла в прежних трещинах. И с волнением смотрели на фигурки, распростертые на ледяных скалах.

Когда бетонная плотина встанет во весь рост, будет готов и ее «телохранитель». Этой скрытой плотины никто не увидит. Ее называют «инъекционной завесой». Скалам необходимо искусственное укрепление пород. Для повышения прочности бортов плотины в скалах пробурят скважины, в которые будет нагнетаться под большим давлением цемент. Скалы и плотина станут монолитом. В специальной научно-исследовательской штольне приборы будут ежесекундно прослушивать организм плотины.

...Вечером я сидел у огромной гидроэнергетической карты в кабинете начальника строительства ГЭС. Карта висела за спиной начальника и была своеобразным фоном к его словам.

— Мы, гидротехники, давно уже обжили равнинные реки, — сказал Зосим Львович Серый.

Этот худощавый пожилой человек с насмешливым взглядом серых острых глаз был комсомольским секретарем возрождаемого после войны Днепрогэса. Более тридцати лет он отдал гидротехнике.

— И жизнь предложила: пожалуйте в горы...

Серый «пожаловал» в горы одиннадцать лет назад, сразу, как начались в стране серьезные работы по освоению горных гидроэнергоресурсов.

— Токтогульская ГЭС, — продолжал Серый, будущий горный энергогигант, и для многих из нас — цель жизни, а не средство прожить. Здесь «выживают» не самые сильные и выносливые, а прежде всего фантазеры и мечтатели — элита горных строителей. О каждом из них можно рассказать легенду. И про главного инженера проекта ГЭС Кузьмина, единственного в мире человека, пять раз побывавшего на пике Ленина, и про любого рабочего, кладущего сегодня бетон в тело плотины...

За спиной Серого по карте мчался Нарын. На его пути вставали плотины, собирались моря, от будущих станций шагали по Средней Азии гигантские ЛЭП. Карта рассказывала о будущем Нижненарынского каскада на десятки лет вперед.

Поздно вечером я шел извилистой цепью огней — главной улицей Кара-Куля. Мимо, обдавая лицо вихрем снежной пыли, ехали автобусы с ночной сменой. В окнах мелькали лица знакомых и незнакомых мне ребят.

В автобусах пели.

Л. Лернер

— Что же рассказать вам о моей родине? — еще раз повторил Мапиза, задумчиво глядя в окно на белевшую за деревьями чашу Лужников. Мы сидели в номере гостиницы «Юность», но чувствовалось, что мой собеседник весь еще был там, в огромном, празднично украшенном зале Кремлевского Дворца съездов, где со всего Советского Союза собрались посланцы Ленинского комсомола и их молодые единомышленники из десятков стран мира. Как с жаром стал убеждать меня сам Мапиза в первые же минуты знакомства, он даже сейчас никак не мог поверить, что исполнилась мечта его жизни: побывать в Москве, увидеть Мавзолей, Кремль. И при этом все заглядывал мне в глаза, словно хотел убедиться, понимаю ли я его. Да, я понимал этого невысокого парня с приплюснутым широким носом, веселыми темными глазами. Понимал и радовался с ним его какой-то приподнятой, торжественной радостью. Но, увы, у меня было четкое редакционное задание: взять у нашего гостя интервью о борьбе патриотов Зимбабве за свободу, которое нужно было выполнить здесь, сейчас, пока Мапиза опять не исчез в праздничном водовороте съезда комсомола. Поэтому я и был так настойчив, расспрашивая его о том, о чем ему явно не хотелось думать. — У моей родины два имени: Зимбабве и Родезия, — с непривычным, немного гортанным акцентом рассказывал мне на английском Мапиза, — потому что в ней живут два разных народа. Зимбабве называем ее мы, пять миллионов африканцев. Родезией — триста тысяч белых, отнявших у нас свободу. Впрочем, можно объехать всю страну и не заметить, что находишься в Африке. В ресторанах, отелях, кинотеатрах африканцы только прислуживают, на улицах они лишь случайные прохожие, ибо живут в особых африканских кварталах, гетто, на окраинах. Да что там города! Когда едешь по стране, можно не увидеть ни одной африканской деревни, если не свернуть в сторону от шоссе. Ведь африканцам разрешается селиться только в резервациях. Вам трудно в это поверить, но это так. Вы думаете, на чем держится режим Смита? Только на терроре. Да они и сами не скрывают этого. — Мапиза внезапно замолчал и потянулся к письменному столу, на котором лежала груда тоненьких брошюрок. — Вот послушайте, что они сами пишут, — раскрыл он одну из книжиц. — «В Родезии белые имеют сильные позиции... И если африканцы зашевелятся, с помощью дубинок мы быстро утихомирим их... Мы начнем стрелять, и без промедления. Это единственное, что можно делать в такой ситуации. В случае необходимости следует перестрелять как можно больше черных. Это будет для них уроком». Знаете, кто это сказал? Генеральный секретарь правящего Родезийского фронта Фотержил. Поэтому у нас есть только один выход: борьба. Любая «конституция», как бы ни уповал на нее кое-кто из белых либералов, что любят распространяться о расовой «гармонии», не даст нам, африканцам, главного — свободы у себя на родине... — Скажите. Мапиза, — спросил я, — на Западе в последнее время пишут, что всякое вооруженное сопротивление африканских патриотов в вашей стране подавлено... Мапиза усмехнулся: — Подавлено? Чепуха. Судите сами. Если раньше из-за «террористов», как называют расисты наших бойцов за свободу, был объявлен «закрытым» район Сетенари, то теперь к нему прибавился округ Урунгве. Поймите, каждый африканец сейчас готов взять в руки оружие. Хотите, я расскажу историю одного простого деревенского парня, который стал теперь активистом нашего фронта молодежи ЗАПУ (ЗАПУ — Союз африканского народа Зимбабве.) ...