Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №09 за 1975 год

Тихая жизнь фактории нарушена нашим приходом. Заведующий и его сотрудники топят баньку, готовят уху, пекут шаньги, тащат к столу банки с вареньями и соленьями. Закон сибирского гостеприимства — сначала помыть и накормить гостя с дальней дороги, а потом уже посидеть с ним за чайком и всласть наговориться.

Трое суток мы отдыхаем. И вот приходит время расставания. Кулаков, Сизых и я заводим коней в большую лодку, чтобы переправить их на другой берег, грузим нехитрый багаж. Леонид Алексеевич, похохатывая по своему обыкновению, обнимает нас так, что кости трещат.

— В добрый час, Витторио! Жду в нашей заимке на Большом болоте. В начале октября.

Настроение у него отличное. Ему не придется быть одному два месяца там, в «стране мертвого леса». На фактории оказался пришедший в поисках заработка житель какого-то ангарского селенья Китьян Васильев. Он и согласился сопутствовать Кулику. Щуплый, белобрысый, вялый, парень мне не понравился. Но, как говорится, «на безрыбье»... Понимая, что новый рабочий вряд ли станет хорошим помощником, Кулик сказал: «Главное, чтобы душа живая была рядом. Будет готовить «заваруху», носить инструменты — и то ладно. На большее не рассчитываю».

Отплываем на тот берег, чтобы встать на тропу.

Пес Загря волнуется в последнюю минуту не меньше нас. Он никак не может понять, почему его не пустили в лодку, почему один из тех, с кем он был в тайге много дней, остается на берегу? Загря носится у кромки воды, повизгивает, хочет плыть за лодкой. Леонид Алексеевич подзывает его и берет за ухо. И стоит долго, до тех пор, пока мы не высаживаемся и, помахав шапками, не уходим в темный лес...

...Снег. Снег. Снег. Горы по долине Хушмы — белые горбы. Серое, унылое небо. Щетинится черными стволами небольшая роща сухих деревьев. А вот и домик нашей базы на реке.

Леонид Алексеевич встречает нас как родных.

— Витторио, попрошу в лабаз. Побеседуем.

В «избушке на курьих ножках» теперь тесновато в наших зимних одеждах. Но раздеться, конечно, нельзя. Мороз забирает уже крепко, по-зимнему.

Снова горит свеча на большом сундуке. Кулик облокотился на него устало. Он похудел. В отросшей бороде пробивается седина.

— Рассказывайте, Витторио, по порядку и поподробнее. Как добрались до Ленинграда, как дальше шло?

И я начинаю рассказывать.

— В Ленинграде сразу же пошел в Минералогический музей, к Вернадскому. Передал бумаги.

Леонид Алексеевич тут же прервал меня:

— Подробнее. В деталях. Как вошли... Как Владимир Иванович встретил...

Кабинет Вернадского показался мне мрачноватым. Темные шкафы по стенам, высокие окна с тяжелыми шторами, стол, заваленный книгами, большая хрустальная лампа под абажуром. Портреты.

Среднего роста, хорошо одетый старик, в очках, с небольшой седой бородкой и усами, сидел в кресле у окна и что-то разглядывал через квадратную лупу.

Я представился и протянул конверт с письмами Кулика.

— Вернадский, — тихим голосом сказал академик, неторопливо положил на подоконник лупу и какой-то кристалл, взял конверт и предложил сесть напротив.

Мне он показался утомленным и чем-то недовольным.

Несколько минут Вернадский читал письма, затем откинулся на спинку кресла и так же тихо сказал:

— Упорный человек. Но зачем же уважаемый Леонид Алексеевич так все усложняет? Остаться одному! А если мы не найдем денег, чтобы снова послать вас?

— Тогда я поеду сам!

Очки Вернадского блеснули, он поднял голову и впервые внимательно поглядел на меня.

— Вы говорите бессмыслицу, милостивый государь. Сущую бессмыслицу! Что вы сделаете в одиночку?

Действительно... Ведь у меня нет никаких возможностей собрать денег на билет и на наем лошадей, чтобы добраться до Кежмы и Ванавары...

Вернадский пожевал губами и продолжал, как бы размышляя вслух:

— Леонид Алексеевич пишет: круглые ямы в торфяниках в долине и на Большом болоте — это кратеры, образованные осколками метеорита. Он хочет произвести еще магнитометрические замеры. Впрочем, последние могут ничего не дать, если метеорит был каменным, как многие. Следовательно, нужно производить раскопки, когда почва замерзнет. Это очень трудоемкая работа. Надо много рабочих, шанцевый инструмент. Вероятно, несмотря на мерзлоту, там есть обильные подпочвенные воды. Следовательно, нужны краны и насосы...

— Владимир Иванович, — прервал я академика. — Мы сделали насос сами. Трубу из березовой коры и...

— И он помог вам осушить раскоп? Сомневаюсь. Нет, кустарными средствами здесь не обойдешься.

— Мы будем вымораживать грунт!

Вернадский вздохнул, точно хотел сказать: «Что с вами поделаешь!» Потом встал и протянул мне руку.

— Я переговорю с секретарем Академии Ольденбургом и академиком Ферсманом. Попробую убедить их выделить дополнительно денег. Но — немного. На месяц работы примерно. Только на то, чтобы Леонид Алексеевич провел раскопки одного, максимум двух «кратеров» и смог вывезти собранные образцы горных пород и снаряжение. Прошу вас, милостивый государь, позвонить мне через три дня.

Но ни через три дня, ни через неделю я так и не знал: будут ли ассигнованы дополнительные средства на экспедицию Кулика или нет? Меня охватило отчаяние. Уже середина сентября. На дорогу в «страну мертвого леса» нужно самое малое три недели...

Я пошел в Президиум Академии. В приемной, услышав мой разговор с секретаршей, ко мне подошел молодой человек и сказал, что он сотрудник «Вечерней Красной газеты». Ему нетрудно было выпытать у меня историю нашего путешествия. И на следующий день в ленинградской «Вечерке» появилась статья под хлестким заголовком «Один в тайге»...

С этого момента все закрутилось.

Академик Вернадский сам вызвал меня, вежливо поругал «за обращение к прессе» и сообщил, что Академия дает мне командировку и немного денег. Только на то, чтобы добраться до Кулика и вывезти его самого, собранные материалы и снаряжение.

— Вопрос о дальнейшей работе Леонида Алексеевича в тех местах Академия наук решит потом, заслушав его отчет, — сказал в заключение Вернадский. — Передайте ему привет и пожелания благополучного возвращения.

...Леонид Алексеевич выслушал мой рассказ, не прерывая. Но сжатые губы говорили о том, что он напряжен, взволнован, возмущен.

— Так, — наконец отозвался он, — значит, трудно пришлось вам, Витторио? Значит, опять нам пытались подставить подножку! Ну а почему ваше путешествие объявили «спасательной экспедицией»? Даже корреспонденты сюда пожаловали...

— После статьи в «Вечерке» во многих газетах написали о нашей экспедиции, о том, что вы остались в тайге. Когда я приехал в Новосибирск, в крайисполкоме была создана даже особая комиссия для организации экспедиции. Возглавил ее Иннокентий Михайлович Суслов, — он ведь много путешествовал по Якутии и Эвенкии. К нему прикомандировали журналистов. Суслов должен был пройти до Кежмы от Тайшета, я — долететь до нее из Иркутска...