Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №09 за 1975 год

Еще раньше, узнав, что я еду туда, он оживился, завспоминал:

— Как же, село известное! Когда-то их горшки да свистульки во многих городах знали и покупали. Справно мужики жили, хотя земля вокруг — песок да глина. А теперь этих свистулек давно что-то не видно... Может быть, и мастера перевелись?

Выйдя из автобуса, я направился к лесу, куда юркнула тропинка. Августовское утро выдалось на редкость теплым и тихим. В сладкой дреме застыли молодые березы и осинки; не шелохнется на дереве лист, даже птицы молчат, только где-то вдалеке за лесом еле слышен стрекот комбайна.

До деревни Филимоново я дошел довольно быстро и вскоре отыскал дом известной мастерицы Александры Гавриловны Карповой. Навстречу мне вышла невысокая худощавая женщина, повязанная простеньким, в горошек платком. Взглянув на меня острым взглядом неожиданно молодых темных глаз, видимо, догадалась, зачем к ней пожаловал гость: в последние годы в Филимоново зачастили и корреспонденты, и искусствоведы, и художники.

Хозяйка смахнула передником пыль с лавочки, притулившейся у стены. Пригласила сесть. Помолчали, поговорили о том, о сем. Потом Александра Гавриловна вздохнула, поправила выбившуюся из-под платка седую прядь волос и тихо, как об обыденном, стала рассказывать:

— Испокон веков в нашей деревне мужики горшки да махотки вытягивали, а бабы, те игрушки делали. Помню, постом и бабушка и мать, как освободятся от крестьянских забот, зажгут лучину — и за глину. Я тут же возле них. Хочется самой утицу сделать, леплю, стараюсь, а ничего не получается. Мать заругается: «Не суши зря глину, мала еще, придет твое время...» А надо сказать, игрушку из особой глины делают — синей. Это теперь карьер у нас есть, а раньше ее доставать приходилось из глубоких ям. Заглянешь, бывало, в черную дыру — жуть берет, а отец лазил, доставал. Случалось, и обваливался пласт. Отца один раз придавило, слышит народ, что человек кричит, а где — не поймут, ям множество кругом. Насилу нашли, откопали, отходили... Когда подросла, уточек доверили лепить, потом уж научилась всякую игрушку делать: большую и малую — товарняк.

Тяжелое это дело — с глиной возиться, — продолжала Александра Гавриловна. — Ведь ее перед лепкой надо всю в пальцах размять, чтобы ни одного комочка не оставить, иначе при обжиге игрушку разорвет. Вот и трудились, не разгибая спины, по полсотне и даже сотне в день выгоняли, спешили к пасхе все окончить, к, весенним ярмаркам. Мелкие игрушки — товарняк оптом скупали у нас товарники. Были такие, ходили по деревням — торговали нашими свистульками... Вот я себе приданое к семнадцати годкам и собрала.

Александра Гавриловна замолчала, лицо ее стало скорбным, погас взгляд, и только теперь я увидел, осознал, сколько за ее худенькими плечами нелегких лет. Она встрепенулась:

— Задумалась что-то, муженька вспомнила. Погиб он в войну.

— На фронте?

— Да нет, — ответила, — в сорок первом из окружения выходил, добрался до нашей деревни, одну ночь только и переночевал. Утром с соседом собрался уходить к нашим, да все никак от детей оторваться не мог. К тому времени у меня их четверо уже было. Сосед вышел из избы, ждал за сараем. А тут немцы нагрянули. Сосед спрятался, а моего захватили. Вывели вместе со свекром и свекровью во двор, мне тоже велели во двор с детьми выходить, да заупрямилась я, как я их босых на мороз поведу, одеть надо. Фашисты чего-то погыркали промеж себя и ушли. Слышу — выстрел. Вбежала свекровь, кричит: «Ваню убили!» — и упала без сознания. Как потом я узнала, фашисты его между отцом и матерью поставили — издевались... Да что говорить, все было. Как эту страсть пережили, и сама не знаю. Осталась я тогда с детьми да стариками, горюшка хлебнула, не приведи господи. Это сейчас жизнь — умирать не хочется, а тогда...

Снова за игрушки сели: перед войной-то их забросили. Наработаешься в колхозе, по дому управишься — и за глину. Глаза слипаются, игрушка иной раз из рук валится, а делать надо. Ртов-то полон дом. В товарника сама превратилась. Перестелишь игрушки соломкой, корзину за спину — ив дорогу: по сорок верст ходила. Покупал народ задешево, но покупал, и то помощь. Выходила я ребят... Да что это мы здесь сидим, — спохватилась она, — пойдемте в дом, я покажу, как их делать, глина у меня в корытце замочена.

Я уже знал, что Александра Гавриловна Карпова, как и другие мастерицы села, состоит членом Тульского отделения Союза художников и работает игрушку по заказу. Больше того, именно Союз художников порекомендовал мне написать об Александре Гавриловне и Антонине Ильиничне — ее родственнице.

В просторно обставленной комнате хозяйка достала глину из подпола, села на лавку и принялась за дело. Вот обозначилась длинная, грациозная шея, затем несколько точных движений, и конек готов: спинка прогнута, ушки торчком, стелется по ветру хвост — свистулька.

Когда игрушка подсохнет, в ней пичужкой (палочкой) проткнут дырочки для воздуха, обрежут свисток, еще раз обгладят («Ее, игрушку-то, миленький мой, в руках понянчить приходится, пока до красоты доведешь»), поставят на досыхание — и в печь — обжигать. Я тоже попробовал слепить конька, да только глину раскрошил; посмеялись. Глаза у мастерицы повеселели:

— Сызмальства учиться надо, да не мужское это дело — игрушки лепить. Сын мой, который в деревне живет, уж на что горшечник, тоже пробовал игрушку сработать, да ничего у него не вышло. А уж я ему показывала, разъясняла. Не выходит — и все.

За разговором я не заметил, как к коньку прибавились собачка с вислыми ушами, надменная барынька в колоколовидной юбке с утицей-свистулькой под мышкой, баранчик, лиса с уткой. Тут же сидевшая девятилетняя внучка слепила утку-сви-стскк.

— А вы говорите, что передать умение некому, — сказал я, указывая на внучку.

— Она у меня в Москве живет, — не то с гордостью, не то с печалью в голосе ответила мастерица и, доделав медведя с миской, продолжила: — Молодежь нынче не заставишь с глиной сидеть, у каждой девушки теперь специальность, да и мало девчат в деревне. А которые есть — в совхозе робят. Не до игрушек им...

Мы вышли во двор; в сиреневой дымке прятались окрестные леса, разморенные теплом гуси дремали в высокой нежухлой траве.

— Вот бы постояла погодка,— посмотрела на небо Александра Гавриловна, — весь бы хлебушек убрали.

Она проводила меня к дому Антонины Ильиничны Карповой, своей свояченицы.

Антонина Ильинична расписывала уже готовые после обжига игрушки, лежавшие горкой в плетеной корзине, на подоконниках и лавках. Ей помогала дочь, приехавшая на выходные дни из города. Работали они споро, уверенно, нанося куриными перышками ровные геометрические линии. Кистью так гладко не проведешь! Розовато-желтые, почти палевые коньки, коровушки, медведи, барыньки и солдаты под ловкими руками мастериц обретали жизненность и вместе с тем легкость и изящество. Я внимательно пригляделся к только что расписанной коровушке.