Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №07 за 1978 год

Во «Дворце» не оказалось Шехеразады, но зато здесь было царство ароматов. На бесчисленных полках по трем стенам стояли тысячи, десятки тысяч бутылочек, баночек, кувшинчиков, флакончиков — стеклянных, керамических, алебастровых, деревянных, перламутровых. Но главенствовал здесь Запах.

Он был не узником, а повелителем. Он содержал множество составляющих. Роза, жасмин, фиалка, мимоза и десятки неведомых ароматов, которые я, не будучи специалистом, не мог определить, кружились в воздухе.

Казалось, Запах мешал зрению. Здесь на самом деле вился синий дымок: курились благовонные палочки, — но Запах, только Запах дрожал туманом, застилал глаза, и я не сразу заметил во «Дворце» еще одного человека, уже в европейском строгом костюме, с непокрытой головой.

— Что прикажете? — обратился он. — Цветочные духи? Фирменные смеси? Привозные благовония?

Я молчал. Я старался разобраться в запахах и не мог. Одни ароматы легко узнавались — например, ландыш и гвоздика, другие были непонятными и чужими, но каждый, смешиваясь с прочими, сохранял свою окраску. Здесь были запахи тяжелые и легкие, душные и веселящие, тревожные и пьянящие, мрачные и праздничные, оглушительные и тончайшие; запахи, бросающие косой взгляд, и запахи, открытые нараспашку; запахи рождения и смерти, братства и вражды, свободы и плена, радости и тоски; запахи утренние, вечерние, ночные, лунные, солнечные, звездные... лесные, полевые, тропические, речные, морские, воздушные, каменные... запахи грома и тишины, молнии и тьмы... В ставшем сразу тесным помещении с головокружительной скоростью росло древо ароматов: его ветви, толстые и тонкие, удлинялись, сплетались, душили друг друга, тянулись ввысь, покрывались листвой и почками, бутоны лопались, распускались невиданными цветами, которые опадали и гнили на земле, а на их месте возникали новые, совсем уж неземные, чтобы тоже отцвести и исчезнуть...

— Если мистеру угодно, — звучал тихий голос, — он может приобрести «Нарцисс», или «Лотос», или «Лаванду». Есть «Гелиотроп», «Гардения», «Золотая акация», «Померанец», «Душистый горошек»...

Я не отвечал. Молчание мое было, видимо, истолковано как отказ, потому что торговец перешел к другим полкам и снял несколько флаконов. Нет, не флаконов... На язык просилось, может, и не с полным правом, полузабытое слово — «фиал».

— Вероятно, вас интересуют наши фирменные составы? Вот, например, «Тутанхамон». А здесь, — он потряс фиалом, — «Омар Хайям». Или, скажем, «Царица Хатассу», «Аромат Аравии», «Цветок Сахары», «Аида», «Нефертити».

Торговец перебирал бутылочки, и лицо его менялось, словно он вдыхал каждый аромат в отдельности и оценивал его в зависимости от личных пристрастий.

— О-о, «Пять секретов»! — наигранно оживился хозяин лавки, как будто никак не ожидал найти у себя эту редкость. — Совершенно неповторимый аромат. Оцените! — Он открыл притертую пробку и поднес флакон к моему носу.

Увы, под древом благовоний уловить запах отдельного цветка было выше моих сил.

— Вижу, вижу, вы хотите чего-нибудь привозного, — «прочитал» говорливый торговец на моем лице. — Пожалуйста. Имеются ладан, сандал, мускус, выдержанная амбра, «королевская» амбра, «кашмирская» амбра, фимиам...

— Фимиам, — наконец дал я ответ, не совсем понимая, как это фимиамом можно торговать.

Словно кто-то стер оживление с лица продавца.

— Как прикажете, — он пожал плечами и, порывшись в ящике прилавка, вытащил несколько штук палочек для возжигания — самый расхожий, как оказалось, здесь товар.

Все правильно: «инсенс» — он же фимиам — просто воскурение, благовонный дым, который образуется, если зажечь палочку. Я понял, что прогадал, но сработал механизм ложной гордости: отступать было нельзя.

— То, что нужно! — объявил я, жалея в душе о загадочной «кашмирской» амбре и утерянных навсегда «пяти секретах». — Заверните.

И много дней после этого моя комната была наполнена немного душноватым, немного тяжеловесным, немного пряным, немного дурманящим запахом — кадильным ароматом курящейся палочки...

Трудно сказать, когда появилась на Земле культура ароматов — очевидно, где-то «между» завоеванием человеком огня и рождением цивилизаций. Первобытные люди наверняка украшали себя цветами (это никому не возбраняется и сегодня): они поняли, что цветы не только красивы на вид, но и недурно пахнут. И наверняка они заметили: если бросить в костер поленья определенных деревьев — например, кедра или сандала в Азии и Африке, фернамбукового дерева в Южной Америке или куски древесины с натеками смолы (любимые «духи» древних — мирра, ладан, гальбан — это именно камедесмолы), то смрад намного легче переносить, и жизнь в пещере становится почти сносной.

Как бы то ни было, а ко времени зарождения письменности люди уже вовсю пользовались благовониями. На шумерских глиняных табличках, в древнейших египетских папирусах встречаются упоминания о душистых веществах, многие из которых мы сейчас опознать уже не можем. Что такое «иби» или «хесант»? Отдельные специалисты, возможно, и разберутся, но для нас, остальных людей, это пустые слова. А вот папирус почти четырехтысячелетней давности повествует так: «...Царь пришлет тебе благовония — иби, хекену, нуденб, хесант и храмовый ладан...» Мало кто знает и то, что когда-то тростник тоже ценился из-за приятного запаха. Об этом свидетельствует герой шумерского эпоса Утнапишти, «предок» библейского Ноя, который, благодаря богов за окончание потопа, «семь и семь поставил курильниц, в их чашки наломал... мирта, тростника и кедра...».

Как гласит легенда, первый рецепт благовоний для воскурений «изобрел» египетский бог мудрости Тот и передал его под строжайшим секретом верховному жрецу, дабы он в дальнейшем оказывал ему почести именно таким образом. Мы не знаем, кто был самым первым парфюмером в мире, равно как никогда не узнаем первого гончара, первого козопаса или первого ткана, но все же некоторые «допотопные» парфюмерные рецепты до нас дошли. Когда археологи вскрыли гробницу Тутанхамона, они уловили запах «кипи» — благовонного вещества, в состав которого входили мед, дрок, шафран, мирра, кардамон и тот же ароматический тростник.

Стоило одному жрецу зажечь в храме курильницы, как все прочие воспылали завистью и сразу же последовали его примеру. Был даже строгий порядок возжигания ароматов: например, в Гелиополисе утром в жертвенных чашках горел ладан, днем — мирра, а вечером — «кипи», которому нашлось множество применений: от умащивания одежды до бальзамирования трупов. Можно сказать, что алтари в храмах курились беспрестанно. А могущественное ханаанское божество Ваал обладало в этом смысле отменным аппетитом: на его «день рождения» сжигали ровно тысячу талантов ладана; размах легко понять, если учесть, что талант — это 26—30 килограммов. Через много веков, правда, объявился земной человек, который возжелал превзойти небесного Ваала, и таки превзошел! Знаменитый транжир Нерон на похоронах своей жены Поппеи сжег больше ладана, чем вся Аравия могла произвести за десять лет.