Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №10 за 1978 год

Сидоренко часто приходил, стоит и просит воды, а я говорю: «Чего в конторе не попьешь?» — «Здесь у вас сухо», — отвечает он. И все стоял и наблюдал за мной. Однажды мы гуляли целой компанией, пели — ой как я любила петь! — подходит Сидоренко и просит: «Отпустите Селютину, мне нужно с ней поговорить». — «Ну, чего?» — спрашиваю я. А он уводит меня к берегу. Пришли к Амуру, сели на бревно, он молчит. В это время проходила по реке нанайская лодка, и волна качнула бревно. Иван Данилович вмиг подхватил меня и поцеловал. «А... а, — говорю, — ты за этим меня звал...»

Поженились, как только построили первый барак — «Дом коммуны», сразу пять пар поженились. Первый сын наш — Николай — появился здесь, в «Доме коммуны», в тридцать третьем году. Мне было тогда восемнадцать, а Сидоренко двадцать один...»

Евдокия Петровна встала, ушла на кухню, некоторое время я не слышал ее, а потом оттуда донесся голос:

— «Теперь ты жена, достану тебе валенки», — говорил Сидоренко. И достал. Очень гордился этим.

Она принесла, поставила на стол бутылку и стакан.

— Пейте, это сок черноплодной рябины, сама готовила... Зима в тот год началась рано, может, нам так казалось, — продолжала Евдокия Петровна, — а я ходила в деревянных колодках, обтянутых брезентом.

Я с удовольствием пил терпкий сок и не мог не спросить — как же это — кругом тайга, ягоды, грибы, а люди в первую же зиму заболели цингой?

— Но ведь как было оно... — задумчиво говорила Евдокия Петровна. — Мы попервости не знали этих мест, не успели опомниться, как оборвалось лето, которое прошло в горячности и энтузиазме. Все готовы были горы свернуть. По крайней мере, так мне сейчас кажется. Конечно, нам, женщинам, можно было подумать о многом, но приехали сюда с голыми руками, ни посуды не взяли, ни домашней утвари... Ничего. А когда опомнились, было поздно. Холода прихватили. Помню, из четырех консервных банок делали одну миску. Из двух сшивали бока и из двух донышко. Ребята были мастера на все руки. Это потом стали из кедра делать кадушки, деревенскую посуду. Подсмотрели у нанайцев — кедр хорошо, мягко режется. В общем, не сразу поняли, что лес может спасти. А вот к следующей зиме, когда привезли шубы, сапоги, посуду, мы были готовы: зажили хоть немного. Набивали в бутылки голубику, бруснику; клюкву, ставили в кастрюлю и кипятили, а зимой открывали — свежие ягоды... Хорошо, когда я ехала, в Хабаровске купила немного посуды, не постеснялась... Да, да, не удивляйтесь. Ребята думали, что все это мелочи, не главное. В первое лето все же нет-нет да пойду в лес, соберу ягоды и сварю повидло, придут люди с работы и все намажут на хлеб и съедят. Потом соберут сахару и просят еще сварить — ведь жили коммуной. Сидоренко однажды сказал мне, что я немного жадная...

О чем бы ни говорила Евдокия Петровна, она неожиданно находила мостик и незаметно, сама не замечая этого, переводила разговор на мужа. Она не переставала думать о нем...

— Как-то в праздник получили паек: крупу, муку. Наготовила я всего и ушла по делу. А Иван Данилович привел товарищей, поставил все на стол. Прихожу, спрашиваю его: «Вы хоть мне что-нибудь оставили?» Он ушел и где-то долго ходил, мучился.

Евдокия Петровна притянула к себе фотографию — там, где она со взрослыми сыновьями, — и снова стала всматриваться в их лица, будто искала в них черты мужа.

— Он часто говорил: «Мы поедем с тобой учиться. Вот подожди, Дуся, построим и поедем...» А какой он был фантазер! Рассказывал, что у него на селе — он из Черниговской области — один многодетный отец всем своим восьми сыновьям построил по дому — в деревнях строили каждому сыну по дому — и все на одной улице. «У нас тоже, — говорил он, — будет двенадцать сыновей и своя улица, в каждом доме по сыну... Люди будут говорить: «Это улица Сидоренко». А ты будешь знатной женщиной, получишь орден». Но как он мог предположить... Конечно, я не стала матерью-героиней, а вот улица названа его именем. — Евдокия Петровна встала, позвала меня к окну: — Вон видите, в конце нашей улицы девятиэтажный дом, оттуда и начинается улица Сидоренко...

Я знал эту улицу. Гуляя по городу, неожиданно оказался перед домом номер 24 с мемориальной доской: «Улица имени первого комсомольского вожака города Ивана Даниловича Сидоренко, геройски погибшего за Советскую Родину в 1942 году».

— А вы все же стали знатной женщиной, — заметил я, извлекая из коробки с орденами медаль Почетного гражданина города.

— Это нам дали вместе с Юрием Гагариным в 1967 году, в день 35-летия города. Тогда несколько первостроителей получили это звание.

— А это что такое? — спросил я, увидев в альбоме несколько машинописных страниц и клочок бумаги с нарисованной от руки картой,

— Это ответ на запрос Вавилова Ивана Степановича, ветерана комсомола тридцатых годов. Он ходил по местам боев, где они с Сидоренко воевали... В 1942 году его дивизию перебросили с Дальнего Востока под Сталинград... У Ивана Даниловича в роте было много нанайцев. Он писал, что нанайцы немца стреляли прямо в глаз, как зверя... Возьмите, почитайте.

«Я получил Ваше письмо, большое спасибо за то, что вы заботитесь все-таки разыскать место героической гибели политрука Ивана Даниловича Сидоренко. Посмотрев на фотографию, я хорошо припомнил активного, подвижного, а в боях очень смелого политрука. Я хорошо помню поведение в бою 2-го батальона 577-го стрелкового полка и 6-й роты. Остатками батальона мы обороняли наблюдательный пункт. И. Д. Сидоренко вместе с бойцами роты в упор убивали немецких солдат, наступавших за танками... Надо понять одно, что никто, пока билось сердце, не сдался в плен, не отступил. Конечно, деталей последних минут боя я не помню, так как был занят (поглощен) горячностью боя... Политрук Сидоренко хорошо организовал бой снайперов, главным образом из нанайцев. Эти люди — таежные охотники, незаменимые снайперы.

Сидоренко И. Д. героически погиб. Это было 15 августа 1942 года...

Москаленко Андрей Артемьевич, комиссар 205-й стрелковой дивизии».

Дальше на карте рукой ветерана Вавилова было написано: «Место, обозначенное красным кружком, и было местом боя, в котором погиб И. Д. Сидоренко. Это Ближняя Перекопа, а я был в это время рядом, в Сиротине».

Он погиб между Доном и Волгой. Погиб под Сталинградом...

Евдокия Петровна убрала письмо.

— Если бы не дети, — сказала она тихо, — ушла бы на войну... Так было трудно.

Зазвонил телефон. Она подняла трубку и уже в передней в ожидании разговора сказала мне:

— Это Хабаровск вызывает.

Пока Евдокия Петровна разговаривала по телефону, я рассматривал на столе аккуратно сложенные фотографии, газетные вырезки, письма и только сейчас понял, что каждый раз после того, как я знакомился с тем или иным документом, она, как бы пользуясь случаем, приводила их в порядок: бумаги откладывала к бумагам, снимки к снимкам — по годам, месяцам, числам... И конечно, после моего ухода она еще долго останется с ними наедине.