Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №10 за 1979 год

Дагестан для меня необъятнейший край. Немало пришлось поколесить по его горным дорогам, жить в городах у моря и пробираться к аулам, затерянным в заоблачной выси. Иногда казалось, что удалось посмотреть и узнать уже довольно много. Но стоило взять подробную карту или поговорить по душам с горцами, как обнаруживалось, что я, к примеру, не был еще у лакцев в Балхаре, где женщины-мастерицы делают из глины кувшины, или у рутульцев, резчиков по камню, или в селении Анди, где издавна валяли из овечьей шерсти наплечные бурки — в них ходили в атаку и лихие герои гражданской войны. И ничего не оставалось, как вновь собираться в дорогу, а, уезжая, знать, что Страна гор поманит еще не раз...

Знакомство мое с Дагестаном .началось с Хунзаха, аула, раскинувшегося на склоне высокогорного плато, которое, окружали, как забором, остроконечные вершины. В давние времена Хунзах был столицей аварцев — самой многочисленной народности Дагестана. Камни Хунзаха помнили Хочбара, легендарного защитника бедняков, Шамиля и Хаджи-Мурата.

Во время боев за Советскую власть Хунзах прославился мужеством красных партизан Муслима Атаева, громивших здесь белобандитов, а в крепости Арани, где сдерживали осаду врага полуголодные красноармейцы и победили, стоит памятник хунзахцу Магомед-Мирзе Хизроеву, пламенному революционеру, мечтавшему на склонах гор увидеть цветущие сады. Магомед-Мирза Хизроев был одним из тех трех ходоков, что в феврале 1921 года побывали у Владимира Ильича Ленина и рассказали вождю революции о нуждах и заботах своей земли.

Неподалеку от Хунзаха находится и аул Цада — родина известных поэтов. Одним словом, Хунзахское плато — место, дорогое для горцев. Я прилетел туда зимой, лежал снег, и на какой-то миг, почувствовав сипу пронзительного ветра, растерялся, не зная, куда же идти...

— Ты к кому приехал? — спросил меня подошедший старик в черной папахе и бараньей шубе с рукавами до земли.

— Ник кому... — ответил я в растерянности.

— Ни к кому — нельзя, — сказал горец, — Старики наши говорили: «Если ты приехал ни к кому, то на тебя и собаки лаять не будут». Приезжать надо к другу-кунаку. Поэтому, знаешь что, пойдем-ка ко мне — я буду твоим кунаком.

С той поры, когда бы я ни приезжал в Дагестан, всюду находил себе кунаков. Был я у лезгин. В Кизил-Дере — Золотой долине, где геологи отыскали и оконтуривали залежи богатых руд. В Хнове, отдаленном ауле, куда смогли провести электричество только тогда, когда научились ставить опоры в горах с помощью вертолетов. В похожем на яблоневый сад большом лезгинском ауле Ахты.

Аул этот известен с давних пор горячими целебными сероводородными источниками. Как дорогому гостю горцы предложили мне искупаться в ванне с самой горячей, почти кипятком, водой. «В два раза помолодеешь», — уверяли они... Однако славен Ахты не только источниками. В Ахты есть музей, который считается вторым в Дагестане, после музея Махачкалы. В нем собраны серебряные украшения, старинные книги, утварь, предметы быта, оружие шамилевских времен — все это жители окрестных аулов передали музею безвозмездно, в дар. В Ахты я узнал, что лезгины вообще любят делать подарки. Благодаря этому свойству их души даже возродилось, говорят, забытое одно время традиционное искусство изготовления из абрикосового дерева деревянных ложек.

— Возьми, — говорил мне новый кунак Пирин Пиринов, вручая перед отъездом целый набор ложек разной величины.

— Зачем так много? — удивился я.

— Подаришь, — сказал Пиринов. — Одному, другому... Не стесняйся, дари. Пусть знают о Дагестане. Древнее ремесло, как песня, не должно умирать...

Об этих словах я вспомнил спустя несколько лет, когда оказался далеко на севере, в долганской фактории Попигай. Лезгинский юноша Руслан, узнав, что на фактории осталось всего два баргана — национальных музыкальных инструмента, взялся изучить свойства стали, из которой были сделаны барганы, и изготовить их столько, «чтобы дивная музыка предков, — как говорил Руслан, — никогда не замолкала в Попигае».

Я узнал дагестанцев — тех же лезгин и аварцев, рутульцев и лакцев, агулов и даргинцев — и в нелегкие для их жизни минуты. Когда один за другим в Махачкалинском аэропорту приземлялись тяжелые самолеты, груженные палатками, медикаментами и продовольствием для пострадавших от землетрясения. И оттого, что горцы с первых же минут бедствия собрали свои силы воедино, оттого, что ощущали поддержку всех народов нашей страны, на лицах их я не заметил следов паники или растерянности.

В разрушенной дотла Кумторкале живущие в палатках люди верили, что их новое село непременно будет краше прежнего. Со дня на день ожидали прибытия студенческих отрядов, про которые председатель колхоза с восхищением рассказывал, что работают они как муравьи, — разом навалятся, глядишь, пол-улицы уже готово. И вера в них была не напрасна. Через несколько лет мне довелось проезжать мимо Коркмаскалы — нового аула кумторкалинцев. Дома широко разбежались по степи, вокруг зеленели сады. С прежним аулом и сравнивать было нельзя. И как приятно было встретить потом в узбекском Газли, так же пострадавшем от землетрясения, среди бойцов студенческих строительных отрядов девушек и парней из Дагестана.

Но Дагестан так и остался бы для меня лишь приоткрытой книгой, не побывай я на Сулаке, главной реке этой земли...

Сулак рождают четыре Койсу. Начинаясь ручейками у ледников Главного Кавказского хребта, четыре Койсу, пропилив горы, сливаются за Гимринским хребтом в мощную реку. В среднем своем течении стиснутый в Сулакском каньоне до ширины нескольких метров Сулак проносит в секунду семьсот кубометров воды. По своим гидроэнергетическим ресурсам он не уступает таким рекам, как Волга или Обь.

На то, как беснуется Сулак в каньоне, приезжали полюбоваться многие. Словоохотливые горцы, не преминув отметить, что каньон этот один из глубочайших в мире, сродни каньону на реке Колорадо в Америке, рассказывали, что побывали тут в свое время писатель-декабрист Бестужев-Марлинский; друг Лермонтова, художник Гагарин и даже Александр Дюма-отец... И вот в этом-то Сулакском каньоне в середине 60-х годов решено было возвести мощную гидроэлектростанцию и для этого перегородить каньон плотиной в двести с лишним метров высотой. Я, как и многие другие, приехал взглянуть на начало грандиозной стройки.

Тогда в ауле Чиркей, которому суждено было оказаться на дне глубокого горного моря, по крышам прилепившихся друг к дружке саклей носились мальчишки вперегонки с козами; на главной площади подремывали в шубах старики, должно быть, все еще не верившие в россказни молодых; по узеньким улочкам, где двум ишакам с переметными сумами было не разойтись, бочком пробирались в черных платках горянки с серебряными кувшинами...